Чарльз Стросс - Небо сингулярности

В межзвездном смысле «Полководец Ванек» был «простой зверь»: девяносто тысяч тонн корабля и тысяча человек команды, удерживаемые на тугой орбите вокруг черной дыры размером с электрон и массой с горный хребет. Дыра эта – ядро двигателя – вращалась вокруг своей оси так быстро, что горизонт событий у нее был проницаемым, и использовалась она, чтобы перемещать корабль, щекоча эту сингулярность разными способами. На нерелятивистских скоростях «Полководец» маневрировал, выбрасывая массу в ядро. Сложные квантовые туннельные взаимодействия – жульническая игра внутри эргосферы – преобразовывали эту массу в чистый импульс. На более высоких скоростях энергия, закачиваемая в ядро, могла использоваться для генерации прыжкового поля, схлопывая квантовый колодец между кораблем и каким-либо удаленным пунктом.

У ядра были и другие применения: это был дешевый источник электроэнергии и радиоизотопов, и еще: чуть-чуть подергивая звездный привод, можно было использовать его для генерации местного гравитационного поля искривленного пространства. В качестве последнего средства – выбросить его за борт и использовать просто как оружие. Но если нужно описать его одним словом, то вот это слово: «маневренность». Восьмимиллиардотонные точечные массы под прямым углом не сворачивают.

Матрос придержал дверь, и Крупкин, отдавая честь, отрапортовал:

– Инженер-капитан третьего ранга Крупкин докладывает о состоянии двигателей, господин капитан первого ранга!

– Отлично. – Командир корабля Мирский кивнул из своего кресла. – Входите, входите. Чем порадуете?

Крупкин чуть-чуть расслабил мышцы.

– Господин капитан, все системы в рабочем состоянии. Готовы к движению в любой момент. В настоящее время наш статус… – он быстро отбарабанил результаты последней серии наблюдений и закончил: – Модификации управления двигателем, произведенные по вашему указанию… господин капитан, мы никогда еще с таким не работали. С виду все в порядке, самопроверка систем неисправностей не выявила, но больше я ничего не могу сказать, пока не будут распечатаны черные ящики.

– Нормально будут работать, – кивнул Мирский.

Крупкину хотелось бы разделить уверенность, прозвучавшую в его голосе: черные ящики, доставленные всего неделю назад и встроенные в схемы управления главного прыжкового двигателя, такой уверенности ему не внушали. И если бы приказ поместить их в систему не пришел с самого верха и не относился ко всем кораблям флота, он, Крупкин, устроил бы нечто, настолько приближенное к скандалу, насколько устав бы позволил. Его дело – следить, чтобы двигатель работал, а потому, черт побери, он должен знать все о том, как он работает! В этих коробках могло быть все что угодно – от передовых (шепотом: запрещенных!) высоких технологий и до крошек-эльфов, а отвечать за их работу ему.

Тут с кресла встал бородатый человек на той стороне мостика.

– Разрешите доложить, господин капитан?

– Разрешаю.

– Я закончил загрузку навигационных элементов от системного диспетчера. Сейчас они вводятся в автопилот. Будем через десять минут готовы начать раскрутку к отлету.

– Отлично, лейтенант. А, связист! Мои наилучшие пожелания адмиралу и контр-адмиралу, и мы готовимся к старту через десять минут. Лейтенант Хельсингас, действуйте согласно плану отлета, полученному от диспетчерской службы. Руль ваш.

– Есть руль мой! Старт через десять минут.

Хельсингас наклонился над переговорной трубой. Матросы вокруг него завертели медные рукоятки и задвигали рычажки, со спокойной точностью посылая импульсы по стальным нервам, которые превращали корабль в почти живой организм. (В машинном отделении наноэлектроника была незаменима, но Адмиралтейство Новой Республики придерживалось мнения, что на мостике корабля с героическим экипажем воинов Империи такие технологические мерзости просто неуместны.)

– Так, капитан, – кивнул Мирский механику. – Ну, хорошо в конце концов все-таки сняться с якоря?

Крупкин пожал плечами.

– Мне будет приятнее, когда мы окажемся в плоском космосе. Слухи всякие ходят.

На миг улыбка капитана погасла.

– Да, конечно. Вот потому-то мы с самого отлета идем с людьми на всех боевых постах, и будем так идти до первого прыжка. Ничего наперед не знаешь, и контр-адмирал хочет быть уверенным, что нас не ждут ни шпионы, ни пусковые установки вражеских ракет.

– Разумная предосторожность, господин капитан первого ранга. Разрешите вернуться на пост?

– Разрешаю. С богом, капитан!

Крупкин отдал честь и направился в машинное отделение со всей скоростью, которую позволяли развить его короткие ноги. Он подумал, что его ждет напряженное время, даже с таким консультантом, как Мартин, который помогал ему заставлять работать эту магию в ящиках управления двигателем.

Колония Критиков извивалась и пролезала в туннели в своем алмазном гнезде, высиживая всеобъемлющий критический обзор. Молодой и энергичный вид, потомки от одной из ветвей пост-сингулярного цветения, распространившихся вслед за диаспорой три тысячи лет назад, они очень мало что сохранили от человеческого генома в своих холодных чешуйчатых телах. Вопреки земному наследию, только мозги их тесно связывали с монофилетическим таксоном sapiens – поскольку не все изгнанники с Земли были людьми.

Будучи нахлебниками, Критики не имели прямого доступа к фестивальскому созвездию релейных спутников или к обширной сети визуальных и звуковых сенсоров, рассеянных по поверхности планеты. (Почти все сенсоры Фестиваля переносились на крыльях крошечных инсектоидов-роботов, которыми набили биосферу, посылая миллион штук на каждый телефон, упавший с орбиты.) Критикам приходилось создавать собственные устройства: неуклюжие сети глаз-шпионов на низкой орбите, крылатых беспилотных роботов наблюдения и ненадежных жучков, прицепленных на карнизы окон и дымовые трубы важных зданий.

Критики смотрели с присущим им сочетанием увлеченности и омерзительного цинизма, как солдаты Первого и Четвертого полка перестреляли своих офицеров и ан масс дезертировали под черный флаг вышедшего из подполья Революционного традиционного экстропийного фронта Бури Рубинштейна. (Многие солдаты сожгли мундиры и выбросили оружие, другие приняли новые эмблемы и взяли странные серебряные руки, выделанные на репликаторной фабрике комитета.) Критики смотрели на крестьян, жадно требовавших от Фестиваля свиней, коз, а однажды – даже гусыню, несущую золотые яйца. Женщины выпрашивали лекарства, металлическую посуду и ткани. В зáмке слышны были выстрелы: слуги перебили зверинец князя на пропитание. Дождь золотых рублей, заказанный каким-то экономическим саботажником, прохлестал по улицам Нового Петрограда, и почти никто на него не обратил внимания. В этом смысле экономический коллапс, порожденный появлением Фестиваля, был уже завершен.