Владимир Михайлов - Избранные произведения. Том 4

Я мог бы сказать Властелину, что таких черт было не так уж и много. Не больше, чем у любой нормальной женщины. Как–никак, я знал ее куда лучше, чем он. Однако было бы бестактным прерывать его, когда он говорил столь прочувствованно.

– И вот она решает сорвать мои замыслы. Для этого она находит вас. Вы оказались под рукой в нужное мгновение и в нужном месте. Вы, прибывший неизвестно откуда, человек чужого мира, для которого Ассарт и все, что к нему относится, – ничто, звук пустой, всего лишь материал для построения собственного благополучия. Не сомневаюсь, что вас направили сюда именно с такой целью сразу же после того, как возникшее между мной и ею охлаждение стало известно мирам – а такие новости распространяются со скоростью света. Шпион в роли советника злобной женщины, обладающей, согласно тем же традициям, не только определенной властью, но и полной неприкосновенностью: она ведь должна стать матерью будущего наследника, моего сына, и обойтись без этого никак нельзя. О, если бы это было возможно – ни она, ни вы не отравляли бы воздух Жилища Власти ни одной лишней минуты. Но Порядок и здесь превыше моих желаний, и я лишь его слуга.

Итак, при ее и вашей помощи, – наверное, есть еще кто–то, и я непременно узнаю – кто, – другие миры узнают о нависшей над ними угрозе. Естественно, они в панике. Потому что понимают – мы не станем нарушать и другой нашей великой традиции: побеждать в любой войне. К сожалению, вы, наверное, плохо объяснили им, что в предстоящей войне они пострадают минимально: все, что им придется отдать, – это некоторое количество старых бумаг, музейных экспонатов и развалин. Все, чего они лишатся, – это право говорить, писать, вспоминать о некоторых эпизодах своей истории. Только и всего. Многие были бы рады отдать нам это добровольно – если бы не влияние со стороны. Если бы не ваше с ней влияние.

Мне известно, что вы заронили в их умы вздорную идею относительно объединения всех миров против Ассарта. Чушь. Будь их и в два раза больше, Ассарт все равно оказался бы сильнее. Кроме того, такому множеству непохожих друг на друга миров нужно, чтобы их объединил кто–то, за кем они пойдут. Я не знаю ни одного такого Деятеля. И уж во всяком случае ни вы, ни она на эту роль не годитесь. Пожалуй, объединить эту разнородную ораву в один организм смог бы я; и, возможно, я впоследствии и займусь этим. Но сперва примерно накажу их. Хотя бы некоторых. И, как говорит мой историк, прочие услышат и убоятся.

Во всяком случае, даже не для того, чтобы объединиться против меня, но для того, чтобы хотя бы серьезно подумать об этом, им нужно время. И они – самые умные среди них, а таких совсем немного, – решают это время выиграть. Каким способом? Они ведь знают, что переход от мира к войне для Ассарта – привычное дело и происходит быстро. И вот сочиняется сказка относительно состоявшегося объединения, относительно организации обороны каждой планеты, и еще больше: о якобы готовящемся нападении на сам Ассарт. Короче говоря – все то, что вы мне только что с таким увлечением рассказывали. Расчет очевиден: если я поверю вашим россказням хоть на одну десятую, я буду вынужден отложить начало войны и принять меры для проверки вашей информации – и таким образом они получат передышку и, может быть, что–то и на самом деле придумают. Вот зачем, уважаемый советник Жемчужины Власти – жемчужины, увы, поддельной, – вот с какой целью вы явились ко мне. А для того, чтобы получить ко мне доступ, вы пошли на мерзкое преступление – а впрочем, чего же другого ожидать от вас? – и похитили женщину, никому в жизни никогда не причинившую ни малейшего вреда, не пожелавшую зла, собирающуюся стать матерью, а похитив – отправили куда–то в пространство на корабле, предоставленном для этой цели какой–то из враждебных планет; вы мне сообщите ее название или я узнаю его иным путем, это безразлично, но виновная планета пострадает куда серьезнее других, могу обещать вам уже сейчас. Да, ворвавшись в жизнь доброй, скромной и – утверждаю – счастливой женщины, в лучших традициях былого пиратства, вы заточаете ее в трюме, – ну пусть даже в каюте – какого–то корабля и надеетесь, что он укроется от моих глаз в пространстве. Да, пространство обширно, но кто знает предел моим возможностям? Высокочтимый советник, вы помните, надеюсь, как в свое время поступали с пиратами? Их вешали, любезный мой. Слава Рыбе, мы далеко ушли от тех примитивных времен. И все, кто так или иначе замешан в этом деле, будут молить меня о веревке – но не получат ее. Если же у вас сохранилась хоть капля порядочности, вы захотите спасти их от страшной смерти, воистину страшной, заменить ее смертью быстрой и безболезненной; а спасти вы сможете лишь одним способом, я уже сказал вам – каким: как только я прикажу, вы проведете мой корабль туда, где они находятся. Только не говорите мне, что вы не знаете где. Иначе мой гнев сметет все границы.

Возможно, Властелин ожидал от меня ответа на этот как бы не заданный, но на самом деле все же заданный вопрос. Я предпочел ответить в таком же неявном ключе: просто пожал плечами – пусть понимает, как хочет. Однако, не уверенный в том, что он сейчас способен логически мыслить (думаю, что нет), я на всякий случай добавил:

– Я подумаю.

Кажется, он даже немного опешил от моего нахальства. Чуть ли не полминуты понадобилось ему, чтобы переварить мою реплику. Потом он усмехнулся и сказал:

– Думайте. Я предоставляю вам возможности для этого.

– Я хорошо думаю только в привычной обстановке, – заявил я, стараясь поколебать его в принятом решении. Он кивнул.

– Вы и окажетесь в привычной для вас обстановке. Не станете же вы уверять меня, что никогда в жизни не сидели в тюрьме? Не надо, вам никто не поверит. Но неужели вы воображали, что после всего, что было здесь сказано, вы выйдете из моего кабинета иначе, как под стражей?

Сидеть в тюрьме мне до сих пор как–то не приходилось. Но я даже не заикнулся об этом – чтобы не разрушать возникший в его представлении мой целостный и колоритный образ.

Он нажал кнопку и вызвал стражу. Приперлись сразу пятеро громил. Вообще–то их было шестеро, но шестым был Рука – вахтенный телохранитель. Они остановились в моей окрестности, и каждый из пятерки, по–моему, сразу нарисовал на мне тот участок, которым намеревался всерьез заняться.

– Увести государственного преступника, – распорядился Властелин, – и держать его под замком. Не допускать общения ни с кем. Поняли? Ни с кем – включая даже самых высокопоставленных особ. Все – только с моего личного разрешения. Ясно?

Он тут же получил множество горячих заверений в полной ясности, причем этот негодяй Рука старался больше всех.

– Прикажете держать его в наручниках? – осведомился он.