Виктор Косенков - Русская фантастика 2005

Главное Мыло странслировало в капсулу образ треугольника. В ответ получило образ комфортабельной помойки в одном из фешенебельных районов Москвы.

На квадрат последовал жирный голубь, тусующийся на газоне.

А на куб… На куб было получено такое, чего я тебе, дружок, описывать не буду, хоть у тебя уже такая толпа подружек сменилась. Скажу только, что это исходило от Пчелки и было связано с кошачьими самками.

Диалога, как ты сам уже, наверное, понимаешь, никакого не получалось. И все необходимые признаки для расфигачивания планеты в мусор просматривались совершенно отчетливо.

Однако перед этим Главное Мыло, одержимое страстью к познанию, решило провести еще один смелый эксперимент: пойти на прямой контакт. Никогда еще оно не встречало подобного способа мышления и на излете своей очистительной карьеры хотело увеличить багаж знаний. Да, Мылам не суждено было вернуться домой, и энергетический сгусток информации об их рейде получат на родине спустя многие годы после гибели героического экипажа, потому что столько никто не функционирует. Но, дружок, надо тебе знать, что Главное Мыло стремилось к чистому, абстрактному знанию. Так уж заведено у мылоподобных негуманоидов. Как хорошо, что больше в Солнечной системе они не появлялись!

Итак, Главное Мыло сформировало вокруг себя защитный скафандр — такой, знаешь ли, идиотский куб — и переместилось прямо в нем в камеру с капсулой, а затем направленными потоками рабочих частиц освободило заключенные в капсуле условно-разумные объекты от сдерживающих их примитивных устройств, разгерметизировало капсулу и вскрыло ее.

«Опа…» — телепатировала Мушка, когда капсула развалилась на две части.

«Я первая! — мысленно взвизжала Пчелка и рванулась вперед. — Это тоже все мое! Мое! Мое!»

И, прежде чем Главное Мыло успело определить, что к чему, смелая собачка лихим прыжком взлетела на его кубический скафандр и обильно на него помочилась.

«Ну уж нет…» — решила Мушка и, в свою очередь выскользнув из капсулы, ринулась к ближайшей псевдостене и присела рядом с ней — ведь несмотря на виртуальные яйца, как Мушка, так и Пчелка физически оставались стопроцентыми суками — а потом еще, еще и еще, по периметру.

Собачья моча вызвала необратимую реакцию в тонких аморфных структурах негуманоидного корабля и разбудила доселе не известную никому во Вселенной реакцию — ни раздираемое неупорядоченными неполезными частицами Главное Мыло, ни распадающееся на составляющие мыло попроще не успели ничего предпринять, и в считаные секунды звездолет, перед мощью которого не могла до того устоять ни одна планета, превратился в облако элементарных частиц. Приказал долго жить. И поделом: нечего издеваться над животными.

Вспышка необычайной силы в окрестностях Луны была зафиксирована тремя земными наблюдателями, но дать ей разумное объяснение так никто и не смог.

…Ну что, дружок, не описался? Я же предупреждал, что история эта страшная. Что ты плачешь? Собачек жалко? Да, ты прав, наши замечательные Мушка и Пчелка тоже распались на элементарные частицы и в скором времени оросили собой значительную поверхность Луны. Мне тоже их жалко, но ты не плачь, слышишь? Все земляне должны гордиться этими мелкими, нерослыми собаками — ведь наша замечательная планета осталась нерасфигаченной, а негуманоидное мыло с тех пор больше к нам не прилетало. А если вдруг прилетит — мы теперь его сами расфигачим. В пыль.

Мне часто снятся рыбы. Они плывут ко мне через зыбкую ткань сна. Их много. Они приближаются и смотрят на меня своими холодными глазами. Во сне я называю их имена, И плачу. По крайней мере, после таких снов подушка мокрая. Иногда от крови. Это плохо установленная мембрана в носу начинает кровоточить. Так бывает, когда подключаешься чаще обычного. И когда плачешь. Я помню рыб по именам. Старым именам тех, кто утонул в первое подключение, и новым именам тех, кому не повезло.

Подключившись один раз, подключаешься навсегда.

Мне снятся рыбы, которые плывут зимой подо льдом, а над ними непробиваемая твердь. И трудно дышать.

Глупые рыбы, несчастные, смиренные, холодные…

Они висят сутками. Неделями болтаются, как забытые на дереве груши, облепленные проводами и шлангами жизнеобеспечения. Рыбы, плавающие в собственном соку затхлого воздуха квартиры-пенала. Мертвые рыбы виртуального мира. Обреченные на вечное одиночество там, за гранью этого мира. Они оставили пустую оболочку тут, среди нас, а сами ушли. В глубину.

Попали в ловушку, когда подключились. Всего один раз. Подсели на самый лучший наркотик всех времен и народов. Один раз и навсегда.

Мне снятся «рыбы».

Я проснулся от холода. В щели комнаты сквозило. Там, снаружи, дул северный ветер. Злой, холодный, но чистый. Было бы значительно хуже, если бы с юга наносило свалочной гарью и заводским смрадом. А так город кутался потеплее в искусственную дешевую шерсть и терпел, наслаждаясь чистотой морозного воздуха, которым можно дышать без респираторов.

Натянув одеяло на голову, я свернулся в клубочек и попытался сохранить жалкие остатки тепла. Надо было хорошенько выспаться. Очень давно я читал книгу автора, жившего черт знает когда, еще до Прорыва. Он описывал жизнь таких, как я. Смешно. Я даже пытался запомнить какие-то слова… Сейчас все стерлось из памяти, но впечатление нелепицы осталось. Какой-то удивительный набор из благ цивилизации, которые недоступны тем, кто подключился. Один раз и навсегда. Наркотики, богемная жизнь, разудалый секс, бессонные ночи. Удовольствия, которые не может себе позволить такой, как я. Импланты, мембраны, разъемы, каналы «вход-выход», устройства расширенной памяти. Все эти сложные, сверхвысокотехнологичные устройства — божества, позволяющие таким, как я, существовать, подключившись. Они требуют своих жертв. Если кто-то думает, что он сможет жить, как прежде, после внедрения первых мембран и каналов, то он сильно ошибается. Подключение раз и навсегда изменит его существование. Наркотики, безудержные ночные удовольствия и иногда даже любовь остались позади. Любая перегрузка теперь может убить. Только здоровый образ жизни. А любая дурь выжжет лучше, чем глоток напалма. Но ведь есть подключение. Чтобы навсегда стать другим. В этом давным-давно умерший вместе со своими книгами писатель был прав.

Комнатка была паршивой, как, впрочем, и гостиница, где я остановился. Из щелей дуло, в санузле текла вода, со стен, тихо шурша, оползала краска. Обыкновенная, гадкая ночлежка, где можно остановиться за полмонетки и не бояться полицейского патруля, голодных бомжей и насекомых, заползающих под кожу, пока вы спите. В остальном это временное пристанище ничем от подвала не отличается.