Сергей Лукьяненко - Трасса 2050

— Чего? — удивился Кондратьев.

— Человечеству всегда требуются дураки. Никто и никогда с этим ничего поделать не мог. Какие угодно машины делай, как хочешь всё автоматизируй, но всегда остаётся множество скучного, монотонного, нудного труда. Труда для дураков. Копать землю, возить бетон, насыпать гравий, раскатывать асфальт взад-вперёд. Можно человека посадить в кабину с кондиционером и телевизором, платить ему хорошие деньги, только всё равно его работа останется скучной и неинтересной. И перспективы в ней нет.

— Я сам на бульдозере начинал работать, — сказал Кондратьев. На его лице напряглись желваки.

— Но не остались же? Скучно вам стало, роста захотелось. Не просто денег или уважения, а роста, развития. Но всем в начальство не выйти. Нужны простые работяги для малоквалифицированного труда. Кто-то будет книжки после работы читать, кто-то рыбу ловить, кто-то пиво пить, но работа у них всё равно будет однообразная. И вот это беда похуже дорог. Наши наноботы — они на себя берут как раз скучную работу. Они машины, им не скучно. Запустим такие дороги по всей стране — миллионы людей от нее освободятся.

— Ну и куда пойдут? В геноме ковыряться, наноботов проектировать? Это не каждому дано.

— Работа найдётся, — убеждённо сказал Колков. — Настоящая, творческая. Раньше девяносто процентов людей растили зерно и пасли стада. Сейчас пять процентов населения всю Землю едой обеспечивают. И в строительстве то же самое. Ещё будем с улыбкой вспоминать, как на стройках тысячи людей работали. Вон, у нас вся Вселенная вокруг — неужели не найдём, чем заняться?

Кондратьев захохотал.

— Да ты, дорогой профессор, и впрямь старой фантастики начитался. Думаешь, если предложить бульдозеристу лететь на Марс, сады там разводить, он согласится?

— А вы спрашивали? — с вызовом ответил Колков.

Кондратьев замолчал. Кивнул:

— Хорошо, не буду спорить. Только главного это не отменяет — твои наноботы делают непонятные вещи, значит использовать их преждевременно и опасно. Время вышло. Поехали, будем их выключать.

Колков сразу как-то обмяк, будто его самого выключили. Кивнул. Достал из кармана контейнер с ампулой, разблокировал касанием пальца, протянул Кондратьеву.

— Лучше вы. У меня… рука не поднимется.

Кондратьев с пониманием кивнул. Они стояли среди развалин, тёплый летний ветерок обдувал их лица.

— Как по мне — пусть бы ТМ-2 тут и шла под землёй, — сказал Кондратьев. — Я вообще отсюда родом. Ну, не сам я, прадед тут жил. Когда-то тут и сёла были большие… сто лет назад…

— А потом что?

— Потом война. В школе не учился, что ли? Тут была Калужская наступательная операция. Всё горело, всё разрушено. Толком уже и не возродилось. В каждом селе обелиски стоят, вся земля с прахом перемешана. В детстве ездил сюда с дедом на рыбалку. Червей набираешь, чуть поглубже копнёшь — то осколки… то кости.

— Что ты сказал? — внезапно воскликнул Колков.

Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга.

— Да не может быть, — неуверенно сказал Кондратьев.

— Дорога — это машина, — сказал Колков. — Просто огромная неторопливая машина. Твой внедорожник ведь на человека не наедет, верно? Остановится и заглушит мотор. И стену ты им не протаранишь, если все ограничители не сорвёшь. И зайца на пути она объехала. Это программная логика, она вложена на заводе, но ко всему ещё и адаптируется, развивается в сторону большей безопасности.

— Но тут ведь нет людей… живых людей, — поправился Кондратьев.

— А если она решила, что мёртвых тоже надо беречь? — спросил Колков. — Что нам это важно… Постой-ка…

Он двинулся туда, где некогда, похоже, был центр деревеньки. Трудно было назвать это площадью, скорее просто маленькая площадка перед зданием, раньше бывшим поселковым советом или дирекцией совхоза. Здесь росло с десяток старых, выродившихся яблонь, лишь на некоторых завязались редкие зелёные плоды. И ещё было что-то грязно-белое, заваленное мусором и заросшее бурьяном в человеческий рост, между деревьями.

Колков, раздвигая руками бурьян, стал пробираться в центр площадки. Кондратьев, помедлив, достал из кармана здоровенный складной нож, выщелкнул лезвие и стал помогать.

Это был обелиск. Простой бетонный обелиск с обломленным навершием, когда-то выкрашенный белым, а сейчас побуревший от грязи. Угадывались слова «Жителям села…» и отдельные буквы из длинного ряда фамилий.

— Очень много одинаковых, — сказал Колков. — Только не разберу… на «Ко…» начинаются… говоришь, отсюда твои предки родом?

— Слишком короткая фамилия, — ответил Кондратьев. — Скорей уж «Колковы».

Они постояли, глядя на обелиск.

— Но это уже ни в какие ворота не лезет, — продолжил Кондратьев. — Если твоя дорога решила обойти заброшенные деревни из-за разрушенного памятника… и останков в земле… это уже не программная логика. Это разум!

Колков молчал.

— Хорошо, — решил Кондратьев. — Дорогу пока не трогаем. Три дня тебе даю, ясно? Снимайте свои логи, товарищи учёные… Трое суток.

Он протянул контейнер с ампулой обратно учёному.

Колков хотел было сказать: «Неделю надо», но неожиданно для себя произнёс:

— Спасибо. Мы успеем.

…Колков приехал в деревню ровно через трое суток. Его автомобиль, маленький городской седан с электромотором, цепляя защитой булыжники и проваливаясь в колдобины, въехал в центр села, устало остановился рядом со здоровенным внедорожником. Багажник внедорожника был открыт, внутри стояли какие-то банки, мешки с сухой смесью, инструменты. Лежала коса — ручная, старинная на вид, но с рукоятью из пластика «под дерево».

Кондратьев сидел на табуретке перед обелиском. Трава была выкошена, деревья подрезаны. Сколы и выбоины на памятнике исчезли, он был выкрашен яркой белой краской, полыхающей на солнце. Кондратьев аккуратно обводил буквы на обелиске ручным принтером, из которого торчала длинная золотистая проволока. Буквы оживали, наполнялись цветом.

— Копыловы, — сказал Кондратьев, не оборачиваясь. — Вся деревня была Копыловых. Так и звалась — Копыловка. Сорок три человека на войну ушли, вернулось двое. Так и кончилась деревня…

Колков кивнул. Неловко переступил с ноги на ногу. Сумка, в которой лежал мешочек цемента и две баночки краски, показалась ему нелепой и смешной, он поставил её на землю.

— Мы проверили логи, — сказал он. — Знаете, дорога… она неразумна, к сожалению… Там на пути встали три машины. Развернули плакаты «Нет насилию над природой!»

— Знаю уже, — буркнул Кондратьев. — Я спутниковые снимки запросил. Зелёные… решили помешать трассе. Не нашли ничего умнее… Дорога до них доползла, постояла, потом нырнула под землю. Они испугались и дали дёру. Тоже мне, бойцы за экологию… Что стоишь-то? Вон оградка, я металл уже зачистил, можешь красить.