Пьер Жиффар - Ледяная могила [Роман приключений]

— Он, он, он!.. — вновь вскричал он с трепетом, вызванным воспоминанием о ужасном замогильном видении.

Доктор весь сиял и почти машинально, не сознавая этого, крепко пожимал руки Манфреда Свифта, Уррубу и Стоуна.

— О, господа! — восклицал злополучный отец. — Теперь я ведь впервые окончательно и бесповоротно убедился в том, что мой сын погиб и что этот человек видел его замерзший труп!

Волнение почтенного старца было понятно всем присутствовавшим. Но их удивлял и почти пугал тот непостижимый факт, что профессор принимал это «окончательное и бесповоротное» подтверждение гибели сына чуть ли не с радостью.

— Итак, — продолжал доктор свой допрос, — теперь мы можем быть вполне уверены в том, что замерзшие тела, которые вы видели в той ледяной могиле, — это тела людей с погибшего «Проктора».

— Мне самому думается теперь, что это так; ничего иного и подумать нельзя, — ответил Мендез Лоа.

— А сейчас, будьте добры, расскажите мне еще кое-какие подробности, имеющие для нас огромнейшую важность.

— Но мне кажется, — возразил моряк, — что я уже сообщил вот этому господину, Олдхазбанду, все, что знал и мог сказать.

— Это мне известно, и весь ваш рассказ я давно уже выучил наизусть. Но нам нужно, необходимо узнать еще кое-что. И прежде всего, географическое положение места, где вы натолкнулись на эти трупы.

Аргентинец явно затруднялся с ответом.

— Право, не сумею вам в точности указать…

— Да и не надо. Дайте хоть приблизительное указание.

— Ну, коли так, могу вам сказать, что это будет, примерно, 65.5° или 65.6° южной широты и 64° западной долготы. Всего вероятнее, что так… Но я не говорю наверняка. Видите ли, мы тогда заплутали и попали в такие места, куда наш брат-промышленник обычно не заходит, потому что делать там нечего, да и опасно…

— Хорошо, — продолжал Макдуф. — Теперь скажите, когда это было, в какой день?

— 6 апреля. Тогда уже начиналась жестокая стужа, все дни градусник показывал 15 0ниже нуля. Вот мы втроем, чтобы немного поразмяться, и сошли на берег поохотиться на птиц. Зима была самая лютая, даже редкостная по лютости. Вы можете быть спокойны: все тела сохранились, как живые, при таком морозе.

— А помните ли вы местность, где выходили на берег? Какие там имеются приметы?

— Как же, помню. Если стать лицом к морю, то влево будут две круглые высокие скалы, а вправо, в отдалении, цепь высоких гор, конечно, вся белая от снега, как и все вокруг.

— И тотчас после того вы двинулись домой, на север?

— И вовремя! Нельзя было терять ни единого дня, иначе нас затерло бы во льдах. И то насилу выбрались.

Профессор вперил в аргентинца свои ястребиные глаза.

— Скажите, мой друг, вы своим промыслом зарабатываете в год, как говорил мне лейтенант Уррубу, в среднем сотен пять аргентинов? [3] Местная золотая монета = 9 р. 37 к. Аргентино содержит 5 песо.

— Точно так, сеньор.

— Я хочу сделать вам предложение. Поезжайте с нами, на нашем судне, на Землю Грэхема. Вы послужите нам проводником. Вам, конечно, придется в этом году не выходить на промысел, и значит, потерять свой ежегодный заработок. Но я вам с избытком возмещу эту потерю. Я еще до отъезда выплачу вам три тысячи аргентинов, то есть средний доход за шесть ваших промысловых походов. Вы согласны?

К великому изумлению всех присутствовавших, Мендез Лоа надулся и насупился, словно упрямый ребенок, и угрюмо отвечал:

— Нет, не хочу… не согласен!

Изумленные и раздосадованные посетители начали его уламывать, но он уперся, как баран. Все усилия, все уговоры остались тщетными.

Тогда доктор Макдуф, не терявший надежды поладить с упрямцем, обратился к нему с убедительной просьбой приехать в «Paris-Palace» и повторить свой рассказ вдове погибшего, которой, естественно, захочется поговорить с человеком, видевшим тело ее пропавшего мужа. На это аргентинец очень охотно согласился.

Когда все другие гости уехали, Уррубу нарочно, пошептавшись предварительно с Макдуфом, остался с Мендезом и снова стал убеждать капитана принять участие в экспедиции.

— Ну вот, мы теперь с тобой одни. Мы земляки и друзья и можем говорить откровенно. Скажи ты мне, Бога ради, из-за чего ты упрямишься? Ведь тебе дают три тысячи! Неужели тебе этого мало?

— Никогда и ни за что не поеду я с этим человеком! — решительно заявил Мендез Лоа.

— Никогда не поеду я с этим человеком! — отвечал Мендез.

— Почему?

— У него дурной глаз!

— Будет тебе ребячиться!

— Нет, сеньор, это не ребячество! Вспомните Хосе Торреса и его судно «Анды». Он тоже был желтоглазый, как и этот. Он тогда меня нанимал, я отказался. И хорошо сделал. Помните вы? Ведь он тогда сгинул. Святая Дева в то время явилась мне во сне и прямо так и сказала: «Не связывайся с людьми, у которых такие желтые глаза!..» Спросите мою жену, она все это помнит.

Уррубу знал все семейные дела Лоа; знал он и то, что капитан собирался выдавать замуж свою хорошенькую дочку Кармен. Приданое для нее было прикоплено очень скудное, и жених был не совсем этим доволен. Очень политично он затронул эту струну родительского сердца, заставив жену и дочь Мендеза залиться слезами, а самого капитана разразиться тяжкими вздохами.

Больше Уррубу решил пока не настаивать, а дать тюленелову возможность подумать, главное же, предоставить жене и дочке Лоа время приналечь на него с капитальным доводом, ломающим всякое мужское упрямство — женскими слезами, перед которыми, как известно, пасовал сам Наполеон.

Вечером того же дня Мендез Лоа предстал перед Эммой Макдуф и рассказал ей о своем приключении. Когда повествование было закончено, к нему вновь обратились с уговорами. На сей раз Пауэлл, хорошо понимавший, как преклоняются люди перед золотым тельцом, сразу повысил предлагаемый куш с трех до пяти тысяч аргентинов. Это было уже целое богатство для скромного рыбака, блестящее приданое для его дочки. Мендез Лоа не устоял. Но вид у него был, как у помешанного. Он, похоже, твердо верил, что «желтоглазые» — настоящие посланцы самого сатаны, направленные нечистым на землю для соблазна и гибели людей.

— Ладно! — вскричал он, дико ворочая своими громадными испанскими глазами. — Будь, что будет!.. Вам нужна моя шкура? Берите ее! Я ее продаю за пять тысяч! Пусть они идут в приданое Кармен! Я знаю, жених был недоволен; ему было мало того, что я даю! Ну, теперь и он, и Кармен будут радехоньки! Ради дочки я пойду к черту на рога! Но помните, лейтенант Уррубу, мое слово: не видать мне больше Буэнос-Айреса! Этот человек ведет всех нас на смерть! Эх, да что говорить, теперь уже дело кончено! Пресвятая Дева и все святители, простите мне это самоубийство! Жертвую собой ради дочки!