В Бирюк - Обязалово [СИ]

Подёргав её вверх-вниз, ожидая что из неё выльется лишняя вода, Яков чуть подкинул растопыренное тело, и очень ловко приложил животом об борт лодки. Из кома тряпья, закрывавшего голову, раздались характерные звуки.

— Эк как у ей… душу выворачивает.

Ну, предположим, это — её душа.

Пришлось докапываться в мокрых тряпках до наручников и снимать их. Ключик-то только у меня. Яков внимательно наблюдал за процедурой, потирая собственные запястья — он-то с последствиями применения этого инструмента уже ознакомился.

— Куда её?

— Яша… Помнишь как мы на Двине ту сучку полоцкую увязали? Ну, под скамейку. Давай-ка.

Девушка лежала животом на борту, вцепившись в него руками. Раз за разом волна рвотных судорог прокатывалась по её телу, заставляя выплеснуть очередную порцию проглоченной речной воды.

Яков без проблем, пользуясь моментами полного бессилия после очередного приступа, стащил с неё всё тряпьё вместе с нательным крестиком, ладанкой и головным платком. Слабые попытки возражения — к рассмотрению не принимались.

Затем он побрызгал ей в лицо забортной водой, от чего она сбилась с ритма повторяющихся судорожных приступов, и, ухватив за мокрую косу, потянул к середине последней скамейки гребцов.

Просунул косу под скамейку и вытащил её голову на другую сторону. Девушка стояла на четвереньках, «кормой» в сторону кормы. Она всё ещё пыталась отплёвываться, восстановить дыхание. Яков подтянул её затылком к скамейке и обмотал косу вокруг доски.

Я, было, подумал, что на этом боевые наработки славных смоленских стрелков закончились, но — отнюдь. Понятие «степени свободы» здесь отсутствует в теории, но вполне присутствует в практике. Теперь Яков вывернул девкины руки ей за спину и связал. Поверх скамейки. Той же мокрой косой обмотал одно запястье, потом другое, так, чтобы они были плотно прижаты друг к другу.

Напоследок он скомкал её платок и всунул ей в рот. Затем, шнурком от её же креста перетянул кляп, обмотав шнурок вокруг головы. Внимательно оглядел плоды своих трудов, проверил натяжение вязок, подержал руку на её горле, прислушиваясь к судорожным сокращениям гортани, и укоризненно бросил мне:

— Вот. И никаких железяк.

Вона чего! Так это демонстрация правильной увязки! Логично. Если у девки есть коса, платок, шнурок… Может и поясок быть… «Всё своё ношу с собой».

А избегание железа — вообще очень древняя традиция. Устав святейшей инквизиции, например, ограничивал ассортимент применяемых пыточных приспособлений водой, вервием и деревом.

Я опустился рядом с Яковом на колени, просунул руку под скамейку и ухватил девку за левую грудь.

— А сердечко-то… Как у зайчишки. Пульс — под две сотни. Как бы не померла.

Понятие «пульс» — здесь отсутствует. Да и секундных стрелок здесь вообще… как класс. Но смысл понятен.

Яков равнодушно пожал плечами:

— Все под богом ходим.

Но мой способ проверки частоты сердцебиения заинтересовал — он тоже просунул руку под девкино тело и сжал ей другую грудь. Пальцы у «чёрного гридня» не чета моим — железные.

Как известно, проблемы не в прыщиках на лице, а в прыщиках вместо груди. Впрочем, и — то, и — другое — лечится. Наше совместное лечение произвело на пациентку впечатление: Варвара ещё больше вылупила глаза, резко замычала сквозь кляп и сильно задёргалась.

— А вязки не ослабнут?

— Не. Волос мокрый. Высохнет — сильнее затянет.

У меня было ещё несколько вопросов по технологии, но снова влез Аким:

— Яшка! Подь сюда! Помоги гашник развязать. Сейчас я этой подлюке целку-то порву! Уж так засуну — до самых кишок! Носом пойдёт! Чтоб знала, сучка драная, своё место! Ишь надумала — на боярина кидаться!

Что-то дед развоевался. Вроде, выпили немного. Как-то оно… неправильно.

Я поразглядывал, как «верный Яков» помогает своему господину справится с завязками на одежде, с глубоким душевным сожалением отпустил машинально разминаемую в ладони «девическую прелесть» и, вставая на ноги, потянул к себе дрючок. Который и упёр Акиму в грудь, остановив его в последний момент.

— Не дело говоришь, Аким, не по правде делаешь.

Аким изумлённо уставился на палку, упёршуюся ему в грудь. Затем гримаса злобы перекосила его лицо.

— Ты…! Ты хрен собачий…! Ты чего творишь?! Ты в кого палкой тычешь?!! Ублюдок сопливый! На отца родного…!

— Девка — моя добыча. Я — Нематову заботу решил, мне Немат её в научение отдал. Вот это (я щёлкнул по белеющей ягодице) — моё. И кому ей целку ломать — мне решать.

— Ты…! Бестолочь плешивая! Из-за сучки бешенной…! Ты против воли отца родного…!

— Какая я бестолочь — ты нынче видел. Я додумался, ты — нет. И в воле твоей я никогда не был. Вспомни — у нас уговор был. Добрый совет я всегда выслушаю. Но дела свои сам сделаю. И — что моё, то моё. Или словам твоим — веры нет?

Аким бешено смотрел на меня. Яков поглядывал искоса. Оружие у нас убрано, но он и кулаком может насмерть вдарить. Дальше, открыв рот от внимания, сидел кормщик. Как бы он нас на мель не загнал — совсем на реку не смотрит.

— Ну и хрен с тобой. Хочешь её первость попользовать — на, ковыряйся. С этой слизнячкой — мокрой, да холодной, да скользкой — вожжаться…

Ага. «Не очень-то и хотелось…» — я и сам себе такое частенько повторяю.

Аким, злобно фыркая себе под нос и раздражённо отталкивая Якова, пытавшегося помочь ему с одеждой, уселся на кормовую скамейку.

— Ну, давай, кажи, на что ты годен. Хвастай.

Ну, не уймётся дед! Не может он вежливо отступить. Подкалывает ещё… Факеншит! Так мне чего, показательную случку здесь устраивать?! Демонстрационное порно? А есть варианты?

Немощь в этом деле в «Святой Руси», как, впрочем, и вообще в средневековье, убивает авторитет на корню. Не можешь всегда, везде, всё, что шевелится — значит, вообще не можешь. Быть вождём, лидером может только «муж ярый». Который как пионер — всегда.

Я пошёл на лобовой конфликт. Теперь нужно дожать. Иначе — слабак. Эту девку вот прямо сейчас, вот так публично трахнуть — моя обязанность. Феодальная повинность. Тут не мои желания — обязаловка.

Вывернуться из этой «истории» можно только с «потерей лица».

Да и не очень-то хочется. Выворачиваться.

В ладони ещё оставалось ощущение её грудки. Маленькой, крепенькой, тёплой после моей… «проверки пульса». А вот задница…

Как известно, ягодицы у женщин — самый холодный участок поверхности тела. В начале, «до того как». Потом-то… Но до «потома» ещё дожить надо. А пока — мокрое, холодное, скользкое, дёргается. Б-р-р… Так, где тут у неё что?

Вязка типа «доска в косе» и вывернутые поверх доски руки, очень ограничивали свободу её движения. Но девушка пыталась сжиматься, елозить. И выла сквозь кляп.