В Бирюк - Обязалово [СИ]

Светлый князь пошёл красными пятнами. Потом просто мотнул головой в нашу сторону. Девчушка оглянулась, ей взгляд скользнул по Акиму, по мне, задержался на моей бандане… Переход от лёгкого любопытства к узнаванию был коротким. Но я успел. Успел начать снова молотить, давая ей время сдержать свои эмоции.

— Здравия желаю! Госпожа пресветлая самая наша великая княжна!

Это что ж я такое сказанул-то?! Если «пресветлая», то не «великая». «Самая великая» — так не говорят. Хотя по сути — правильно. Елена Ростиславовна — это была она — самая старшая дочь Великого Князя. Сама высокопоставленная невеста на «Святой Руси» в эти годы.

Во французском королевском доме возник как-то титул — «мадемуазель Франции». А здесь можно сказать: «девица всея Святой Руси». Ну, не совсем девица… с моим, кстати, участием. За что мне в любой момент могут голову оторвать. Долго и больно. Чего меня и трясёт.

Тем временем я продолжал толкать ахинею:

— Ходил к Чернигову… беженцы… майно от мёртвых оставшееся…

Скрывая от окружающих внезапно раскрасневшееся лицо, княжна наклонилась к столу, расталкивая пальчиком сваленные украшения. Потом вдруг заинтересовалась и вытащила на пальчике какую-то висюльку:

— Это не моё.

— Уверена?

— Ты что, братец?! Или я тебе кобыла ярмарочная, чтобы такое носить?! Да я лучше голой пойду, чем с такой прикрасой! Так. Часть — мои украшения. Часть — чужие. Ну? И когда ж ты мне моё вернёшь? Батюшкой да матушкой даренные?

Десятисекундная «глазная» дуэль между светлым князем и «оторвой в юбке» закончилась полной победой «оторвы». Хотя юбки на ней не было. Много чего было, но вот юбки…

— Ладно, сестрица. Иди.

— Благодарствую, брат мой. Как дела закончите — пришли мне этого… находчика.

И, гордо задрав голову, придерживая двумя пальчиками подол длинного платья, а в другой руке — белоснежный вышитый платочек, оне-с изволили удалиться. Даже взглянуть… бегают тут всякие… букашки-мурашки.

А вот прислужницы её обозрели меня внимательно, пошушукались и похихикали. Что и привело меня в чувство. Как раз, чтобы услышать:

— Скарбник, забирай к себе, да выкупи у них.

— Княже! Пребывая в глубоком восхищении и нижайшем почтении, дозволь преподнести тебе в абсолютно безвозмездный дар сии, столь порадовавшие сердце твоей высокородной сестрицы, предметы женского обихода. Ибо милость твоя сама по себе наполняют сердца наши с батюшкой неизъяснимой радостью и благорастворением паче металлов презренных и камней драгоценных.

Какой бред я несу! Хотя здесь это общепринято. Нормальный в дурдоме — псих.

Роман пожевал губами. Всё накопившееся за время бесед с женой и сестрой раздражение выплеснулось одним словом:

— Идите.

Я судорожно подскочил к столу, собрал, начавшие вдруг раскатываться по столу цацки, в платочек, с третьего раза попал в горловину мешочка, затянул завязочки, пятясь задом и кланяясь чуть не наступил на Акима, вывалился наружу…

Катастрофа. Крах всем планам и поползновениям. Князь отказался взять подарок. Это означает отказ от отношений. Не сексуальных или дружеских — на это-то плевать. От отношений «старший-младший». Тех самых, в которые укладывается и весь вассалитет.

Твоюмать! И ржавый якорь в задницу! Я не знаю, с какого… у него дурное настроение. Может — съел не то, может — жена не дала. Но боярства Акиму он не даст. Полный пи. Все три-четырнадцать-пятнадцать. И вся последующая… иррациональность.

Князь отказался подтвердить боярство, мы теперь просто… «русские люди». То есть: «дерьмо обыкновенное». Вернее всего, Рябиновку отдадут другому. Более для пресветлого князя любезному.

Тогда… только бечь. «Новая метла — по-новому метёт» — русская народная мудрость. Меня — выметут. Или — поломают как прутик. И людей моих… постройки… новизны всякие…

Погано-то как!

Аким был тоже расстроен. Но, в самом начале разговора, когда я «стянул одеяло на себя», он отдал мне ответственность. Теперь… он просто ждёт — как я буду выкарабкиваться из этой выгребной ямы с золотишком, куда я сам всех и затащил. А я не знаю как! Даже мыслей…

Монархия — власть монарха. Как он решит — так и будет.

Этот… придурок-рюрикович… решил так, что прогрессизм на Руси в моём лице… накрылся медным тазом. Тут я такой весь… со всеобщим светлым будущим, непрерывно свербящем в заднице… а мне по головушке… бздынь.

Нет, конечно прогрессировать можно и без вотчины… или где-то в другом месте начать… У-у-у… Как нехорошо.

Сквозь толщу безбрежного пессимизма, сквозь «полную задницу», сквозь «всё пропало»… начала расти злость. Ещё бессмысленное, не сформулированное, но очень острое желание сделать назло, как-то взпзд…ся, как-то… уелбантурить «их всех».

«Чтобы помнили» — не только телепередача, но и злобное душевное пожелание.

Я обратил внимание на враждебность поклонов, которыми Аким обменялся с княжьим казначеем-скарбником. Идя за ним следом, одними губами уточнил:

— Вор?

— Жмот.

Как там евреи говорят? «Спасибо тебе, господи, что взял деньгами». Будем поступать… божественно. Где мой Николай? А, вижу — полотно местным втюхивает. Иди-ка сюда, приказчик недобоярский.

В каморку к скарбнику набилась куча народа — Яков с мечом, Сухан с копьём, Николай с встревоженным взглядом. Ещё несколько местных бояр, включая того, в ком я предположил Демьяна-кравчего, «Будда»-Гаврила, пара-тройка слуг…

Скарбник недовольно фыркал, но, достав чашечные весы, начал взвешивать золотишко, добавляя и снимая гирьки. Золото княжны он не отделял, всё шло чохом.

— На тридцать три с четвертью гривен кунами.

И начал ссыпать украшения в платочек. От такой наглости Николай завёлся даже без моего пинка:

— Да шо ж ты такое говоришь! Да где ж это видано! Да ты очи-то разуй! Тама же одних самоцветов! Да ты ослеп старый!

— Чего?! Ты с кем холоп поганый разговариваешь?! Да я тебя сейчас плетями! Эй, слуги! Вывести невежу да вложить ему…

— Отставить! Всем стоять! Не трожь его!

Слуга, кинувшийся хватать и тащить Николая, замер над ним в неудобной позе. Наконечник рогатины Сухана прижался к его щеке возле глаза. Яков, уныло разглядывающий уже обнажённый меч, объясняющее сообщил «Будде»:

— Живой мертвец. Вежества… никакого. Души-то нет. Волхвы вынули.

Аким подтверждающее покивал:

— Ванечка-то… добрый мальчик, христолюбивый. Там у нас недалече поганище было. Так он туда сходил.

— И чего?

— Дык… всё. Мы тама теперя глину берём.

Я тут — пролетариат навыворот. Пролетариям нечего терять кроме своих цепей. А нам наоборот — боярскую цепь или гривну не дают. Ну, тем для вас же хуже.

— Николай, уймись. Дядя пошутил. Цена этим цацкам по весу да по камням — полста гривен. Но это если их на торг выносить да продавать россыпью. А они сведущими людьми вместе собраны. В один…