В Бирюк - Чума [СИ]

На расшиве три десятка бурлаков, да лодейщики, да приказчики, да обслуга, да по десятку мечников и лучников. Было. Пока всякие «добра-любы» не повстречались.

Дело дрянь: часть экипажа на земле, часть на борту. Спасло то, что сверху не посыпались и с воды не полезли. И привычка к дисциплине: когда мечники на пляже у сходней строй сомкнули, остальные, побросав барахло, успели у них за спинами собраться. Поддержать, подпереть. Потому что такие толпы просто массой своей столкнут. Запинают, затопчут и утопят.

И — лучники.

Они на расшиве ночевали. Луки — не лонгбоу, надевать тетиву не надо, можно сразу. Они и начали. В «молоко» — в туман. Но разбойников множество. И это хорошо. Свои близко, возле расшивы, всё что дальше шевелится — враг. Восемь залпов на скорострельность, практически без выцеливания. Шиши как-то… отшатнулись. На минутку. За которую с берега кто живой, на борт забежали.

Сходни, канаты с якорями — долой. «Выводи-выноси, Волга-матушка».

Дальше уже и Муса в лямку впрягался в очередь.

Пришли в Ага-Базар, там умные люди советы дают:

— Идти надо было не одной ладьёй — десятком. А лучше — сотней.

«Надо — было». «Если бы я был таким умным, как моя жена потом». «Хорошая мысля — приходит опосля».

Только эта «мысля» — не хорошая.

Такой кораблик на всю Волгу один. Мой. Древние русские князья ежегодно тысячу скедий в Константинополь снаряжали. А груза там пятьдесят тысяч пудов. Две моих расшивы. Выходит, что древние, которые из «варяг в греки», не груз возили, а людей при грузе. То-то императоры таких лодочников не только в Константинополь — вообще в проливы не пускали.

— В Адрианополь. Там баня вытоплена. А в Город, за двести вёрст, только группой не более полусотни рыл и под конвоем.

Знатоки снова советуют:

— Людишек надо брать не полста с лихвиною, а тыщу. Из коих бойцов добрых — сотни две-три, не менее.

Для меня — весь личный боевой состав. Кормить такую орду, которая будет целыми днями с борта плевать да в зубах ковырять… Как такое в цене проявится…

А жо поделаешь? Все так живут, спокон веку. Почему и торг идёт исключительно «предметами роскоши». Что автоматом задаёт уникальность с эксклюзивностью. И убивает на корню индустриальность.

Почему Древняя Греция так поднялась? — Городки близко. Сделал лишний бурдюк вина, отвёз за три версты, продал. Не понравилась цена — отвёз на три версты в другую сторону. Всех расходов: пара сандалий да ослик на денёк. Разных местных гидр с вепрями Геракл выбил, Тесей Прокруста укоротил. Торгуй себе вволюшку. В смысле: в условиях свободной конкуренции и низких накладных расходов.

Вывод? — Как все живут — не надо. «Все живут» — плохо. Надо такую… логистику — к едрене фене.

Муса с Николаем зависли в Ага-Базаре. Они мне отчёт — я им предложения. У нас же с эмиром Ибрагимом дружба? Пусть он порядок наведёт, выбьет шишей с путей торговых.

Фраза типа «А то я сам! Согласно Яниновскому соглашению» не озвучивается. Не по моей… э-э-э… неспособности такое учудить, а исключительно чтобы не обидеть. Эмир считает Правобережье по Луку, своими владениями. Поэтому не претендуем, а чисто информируем:

— У вас ус отклеился. Прилепите взад.

Я ж не империалист! Из меня британский сэрный аристократ как из кабана балерина. У меня — уважение к чужому мнению, к традициям и обычаям… национально-специфично… поговорим-обменяемся… Мы — за мир! Во всём мире! И в вашем эмирятстве — тоже.

Николай грустит: не будет луноликий с каким-то купчишкой разговаривать. Топает в Биляр и отлавливает там ташдара Абдуллу. Они знакомы по моим прежним делам. Тот — с радостью.

«Радость» — есть, толку — нет. Все ж такие занятые! Дело делать некогда. То ташдара нет на месте, то эмир… is absent.

Что непонятно?! — Не в абсенте, а в отлучке! Хотя… лучше бы он пьянствовал — эффективность сходная.

Время идёт. «Время — деньги». Потерянные. Николай по Биляру — аж приплясывает. Как пескарь на сковородке.

Наконец — случилось. Не «случка», а «аудиенция».

Абдулла идёт к Ибрагиму. И, по уместному поводу, доводит до слуха блистательнейшего мою нуждишку. Тот фыркает:

— Некогда мне.

На этом бы всё и кончилось, но у Абдуллы ко мне… личные отношения. Я не неизвестный «хрен с бугра, идентифицируемый исключительно суммой с нулями», а спаситель его чести и жизни внука.

— Так и отписать? Что установление порядка в тех землях не является заботой победоноснейшего?

Рискованно. Изображение глупости на грани наглости. Признать, что Самарская Лука — не его земля, эмир не может. Ничейное — добыча всехная. «Всехными» — могу быть и я.

— Мы подумаем.

Лето кончилось, расшива стоит во Всеволжске. Повторять поход уже поздно. Но ведь и в следующем году будет также! Я-то надеялся, что кораблик будет два раза в год оборачиваться до Саксина. А тут ход только до Булгара.

Какой-то PQ17 как единственный способ движения товаров.

Тут же не война! — Увы, тут средневековье. То есть — война. Где-то в глуши ещё как-то когда-то можно и мирно. На торговых путях, среди не огосударствлённых племён… разные «удальцы» и «баловники» — постоянный элемент пейзажа.

С такой толпой в караване… Все хотят кушать. Цены… соответственно. При высокой цене — рынок узкий. «Цена — не юбка: выше головы не задерешь». У меня нарезка на хрустальных подвесках уже конвейером идёт. «Конь стоячий пред солнцем восходящим» — тыщу в день. И куда это всё?

Николай снова идёт к Абдулле. Тот, добрый человек, не чинясь прямо отвечает:

— Надо поклониться. Не мне. Самому.

Николай в курсе. Вопрос — чем и сколько. Кони-мечи-соболя… отпадают. У них своё есть. Подносит поднос подношений. Сплошное «пи…». Одно то, чего стоило тот поднос донести до лика владетельнейшего и взора благочестивейшего…

Съел. Поднос безделушек из янтаря.

— Ну, ладно. Сделаем. Чего-нибудь. Если будет на то воля аллаха.

Сбегали разок в Булгарию. Там перекупщики надуваются. От жадности и спеси:

— Вы, русские, торг вести не умеете. Караваны — не по вашим диким лесным мозгам. А вот мы…! Ладно уж, возьмём мы ваш товар. В треть цены. Исключительно из милости, по-соседски.

— Да как же…?

— А как вы нас? В этом, прошлом и позапрошлом? Теперь наш час настал.

Экономика — сама по себе, межчеловеческие — сами по себе. Корреляция есть, но слабовыражена. Сотня купцов, которые из Ага-Базара дальний торг ведут, брызжут гонором от возможности выспаться. На нас, кто им в прошлые годы дела ломал. Ну, и на гяурах нечестивых, само собой.

Николай рвёт на себе волосы. Скоро весь в меня будет: «Николка плешивый». Судя по грамоткам — целиком в волнении и панике. Кое-что он делает: разворачивает местную сбытовую сеть, находит контрагентов. Втюхивает помаленьку. Приказчики его радуются. Но он-то в курсе моих планов, он-то понимает, что Серебряная Булгария вовсе не тот рынок, на который я замахнулся. И он сам уже… «вкус мечты» ощутил.