Игорь Ткаченко - Пасьянс гиперборейцев

— Соседа ночью взяли. Кто б мог подумать, такой из себя видный был, с клыками…

— И к нам заходили…

— Ликуйте!

— Да уж, теперь житуха настанет…

— Мало ли под кем не жили. Теперь под изродом поживем. Наше дело маленькое, обшерститься бы вовремя…

— Идут, идут…

— Идут!

Через площадь, разрезая толпу, шли изроды. Ногти Вероники врезались мне в запястье. Ее лица за клыкастой маской видно не было, но я и так знал, какое оно. Такое же, как у меня, бледное, напряженное и злое.

— Сейчас, вот сейчас, — шептала она.

То же самое шептали еще два или три десятка губ, скрытых под масками изродов из папье-маше. Остальные ликовали, как и было приказано.

Изроды неторопливо поднялись по ступеням Дворца Совета Архонтов, остановились у трибуны, задрали морды, к чему-то принюхиваясь. Вероника тихонько ойкнула, но тут же облегченно вздохнула: двустворчатые двери Дворца распахнулись, и из них выкатился, улыбаясь и приветственно размахивая руками, басилевс Лумя Копилор Первый в сопровождении супруги, по случаю великого торжества больше обычного качающей бедрами.

Басилевс поднялся на трибуну, дождался тишины, и его многократно усиленный голос загрохотал над площадью:

— Изроды! Сограждане! Друзья!

Больше он не успел ничего сказать, потому что прямо перед трибуной на ступенях очутился вдруг какой-то щуплый парнишка, сорвал с себя маску, швырнул ее изродам под ноги, звонко выкрикнул:

— Смерть предателю! — и несколько раз в упор выстрелил в грудь басилевсу. Лумя Копилор упал, а парнишка взмахнул рукой и с криком «Вы же люди! Бей псов поганых!» бросился на неподвижно стоящих изродов.

Это было сигналом. В разных концах площади раздались выстрелы. Вероника сорвала с себя маску, в руке у нее оказался пистолет.

— Бей гадов! — крикнула она и вдруг поперхнулась, потому что увидела, как изроды на ступенях с похожим на смех кхэканьем схватили парнишку и швырнули в толпу. В том месте взвился к небу многоголосый злобный и торжествующий вой.

— Эта тоже из них!

Множество рук протянулось к Веронике; ее схватили за волосы. Она не сопротивлялась, в глазах застыло недоумение и обида. Я бросился ей на помощь, но меня оттолкнули. Я тянул к ней руки и не мог дотянуться, я кричал и не мог докричаться.

Беснующаяся толпа поглотила Веронику, растворила в себе, а я снова — в который раз! — оказался в стороне. Меня не замечали ни изроды, ни люди, мне не было места ни по какую сторону баррикад. Рожденные мной, множество моих отражений дрались и им было за что драться. Они пробегали сквозь меня, и не было мне среди них места.

Я повернулся и побежал. А сзади накатывалась волна на полмира, нависла гребнем, захлестывала, и из груди рвался крик ярости, боли и отчаяния.

— Наконец-то, — сказал Варланд. — Долго же ты добирался.

Он ободряюще улыбался, и круглолицый Чилоба, любимец диавардов, тоже улыбался, и уже захмелевший бородатый Приипоцэка, и другие, знакомые и незнакомые Вечные Странники-маги, собравшиеся под просторными сводами шатра Варланда.

— Ну что ж, друзья, — сказал Варланд. — Не будем терять времени, приступим. Кто начнет?

— Пожалуй, я, — неторопливо сказал Чилоба, любимец диавардов. — Что можно сказать? Мир создан, он существует, он живет, если конечно, то, что там делается, можно назвать жизнью. Создатель мира, — он слегка поклонился мне, — перед нами. Но включим ли мы законы, по которым живет этот мир, в новый Свод — это вопрос. Давайте же разберемся.

— И разбираться нечего! — воскликнул какой-то юнец, пристроившийся в углу шатра рядом с Лялькой Гельгольштурбланц. — Разве это мир?! Я вот помню…

Варланду хватило лишь косого взгляда из-под нахмуренных бровей, чтобы юнец поперхнулся, густо покраснел и отполз за бочонок с полынным медом, на который с вожделением поглядывал Приипоцэка.

Напряжение оставило меня, и я почувствовал смертельную усталость. Ну ничего, здесь можно отдохнуть, в покое и безопасности разобраться со своими мыслями, а потом… что будет потом, я пока не знаю.

— Создатель нашел еще один способ проникновения в Дремадор, — продолжал между тем Чилоба, любимец диавардов. — Через сон, через мечту и желание настолько сильные, что становятся явью. Вспомните эпизод с Валериком, Серым и Кондером. Это один из законов мира.

— Позвольте! Позвольте! — раздался брюзгливый голос. — А что, собственно, произошло с этими троими, я как-то запамятовал. А было, право же, довольно любопытно, хотя… М-да, впрочем, какая разница? — Обладатель брюзгливого голоса плотнее закутался в пурпурный плащ и, кажется, приготовился вздремнуть, потеряв интерес к происходящему.

— Следующий закон, — сказал Чилоба, — заключается в том, что обитатели мира генерируют добро и зло, и это добро и зло материально. В конце концов накапливается критическая масса зла, материализуется в изродов, которые сами питаются злом, и, воюя с людьми, заставляют их генерировать еще большее зло. И, наконец, третий закон: обитатели мира — суть отражения создателя, который проживает в созданном им мире тысячи жизней одновременно.

— А я все-таки не понимаю! — снова вступил брюзгливый обладатель роскошного плаща. — Борьба добра со злом — тема, конечно, богатая, мы сами в свое время вкусили… да. Но что же там произошло с этой дамочкой, э-э… Доменикой?

— Вероникой, — услужливо подсказал юнец из-за бочонка.

— Тем более! — разозлился вдруг брюзга. — Отравилась она или нет? А если нет, то почему создатель не узнал ее в Институте? Ничего не понимаю! А заморцы, которых сначала не было, а потом они и вовсе исчезают по приказу басилевса?! Нет уж, друзья мои, если говорить по-нашему, по заветно-городскому счету, то все это — простите, лабуда! Вот.

Он приготовился было снова задремать, но какая-то мысль не давала ему покоя, и он проснулся окончательно.

— Я вам вот что скажу, уважаемые маги и к ним причисленные, — сказал он. — Мнение мое будет такое: ни в коем случае и никогда!

Я вдруг понял, кого мне напоминает уважаемый маг. Комиссар Ружжо! Но он тут как очутился?! А юнец за бочонком, сколько у него рук? Пять, семь, двадцать четыре? Не может быть!

— Добро и зло — это мы понимаем, — продолжал пурпурноплащовый. — Но почему, спрашивается, действует только зло? А добро как же?

— Есть и добро, — возразил Чилоба, любимец диавардов. — Заморы, то есть места, в которых не действует оружие. Землетрясения, с помощью которых земля, вероятно, хочет избавиться от людей или хотя бы вразумить их…

— Ой-ой-ой! Оставьте, милейший, оставьте! — поморщился Ружжо. — Образованный, а туда же! Нет, я думаю, молодому человеку нужно еще поработать. Нельзя эти, с позволения сказать, законы, включать в новый Свод.