Филип Фармер - Дейр [сборник]

— Видишь ли, пап — стал объяснять Джек — на самом деле вийры знают, что делают. Ведь проходит не менее трех десятков лет, пока в рвотном дереве созреет клеевой жемчуг, верно? Так вот, если бы вдруг стало известно, что здесь, в окрестностях, есть такое дерево — как ты думаешь, через сколько времени нашелся бы купец, или бродяга, или разбойник с большой дороги, который свалил бы дерево и разрубил, чтобы добраться до хотя бы наполовину созревшего клея? И много ли в сваленном дереве вызрело бы клеевого жемчуга? Нисколько, верно? Не-е-т! Вийры знают, что делают.

— Может, и так, сынок — сказал Уолт — но, святой Дионис, какой счастливый, сказочный поворот судьбы, что ты проходил мимо именно тогда, когда оно срыгивало клей! Потрясающе!..

Джек печально кивнул.

Уолт заметил саблю на боку сына. Его губы дернулись, но, поскольку взгляд с трудом отрывался от лежащих на столе сокровищ, ничего не произнесли.

Джек как будто читал мысли отца: «…если бы сын не взял клинок без разрешения, не погнался бы за драконом — он не нашел бы клеевой жемчуг… и сейчас серая масса, никем не обнаруженная, валялась бы на земле у основания дерева и, пожалуй, начинала бы гнить… Верных три тысячи фунтов просто сгнили бы — да и все тут…»

Вдруг Уолт, очнувшись, вспомнил свою роль в сцене «Возвращения блудного сына»:

— Джек, сынок! Да ты же весь провонялся! Да и черт с ним! Это приятная, самая приятная вонь в мире! Ты же знаешь, сын — «деньги не пахнут!» — Он потер руки. С кончика мясистого носа свалилась густая капля пудинга — Ланк! Ты и Билл берите этот стол и тащите его в подвал. Закройте его на все замки и засовы и принесите мне ключи. Завтра мы отвезем это в город и продадим.

О, Джек, если бы ты так не вонял, я бы обнял и расцеловал тебя! Ты сделал меня счастливым. Пошевели мозгами, сынок! У тебя теперь намного больше денег, чем нужно для того, чтобы купить ферму Эла Чаксвилли. Ты теперь можешь просить руки Бесс Мерримот! Когда вы оба получите свое наследство полностью, у вас будет пять ферм — ведь у ее отца три! И все они большие, богатые. Плюс кожевенная мастерская Мерримота, да еще магазин и таверна! Уж не говорю о самой красивой девушке во всем округе. Какие у нее губы, какие глаза! Я бы позавидовал тебе, Джек, но я женат на твоей матери.

Он украдкой посмотрел на свою жену и добавил:

— Я хочу сказать, Кейт, что Бесс — самая красивая из девушек. А из зрелых женщин, само собой, ты выглядишь лучше всех по соседству. Это каждому ясно.

Кейт улыбнулась и сказала:

— Давно ты не говорил мне ничего подобного, Уолтер Кейдж.

Он, сделав вид, что не расслышал, запустил свои заскорузлые пальцы глубоко в бороду и яростно поскреб корни волос.

— Послушай, мальчик. Может быть, вместо фермы ты сумеешь подкупить чиновников при дворе и добыть себе рыцарское звание. Тогда ты смог бы со временем даже выбиться в лорды. Ты сам знаешь, чего может добиться здесь честолюбивый человек. Это пограничная территория, а ты ведь как-никак Кейдж. Кто может остановить Кейджа на этой земле?!

Джек все больше злился, хотя и сохранял внешнюю невозмутимость. Почему отец не обращается с ним как с мужчиной? Почему он не спрашивает, чего хотел бы сам Джек? Ведь это же его, Джека, деньги! Или нужно ждать еще два года до совершеннолетия?

Вернулись Ланк и Билл. Слуга вручил Уолту большой стекломедный ключ от подвала. Уолт передал его своей жене. Затем Уолт неожиданно взревел:

— Ладно, Кейт! И вы, дочки! Все в дом! И не выглядывайте из окон. Джек сейчас станет голым как сатир.

— Что ты задумал, отец? — спросил Джек с тревогой в голосе.

Кейт и старшие сестры хихикнули.

— Они хотят избавиться от этой вони, Джек — сказала Магдален.

Из дома вышел Ланк с несколькими огромными мочалками и большими кусками мыла.

— Заприте его, ребята — распорядился Уолт — И не выпускайте отсюда.

— Эй! Что вы собираетесь делать?..

— Срывайте с него одежду! Ее все равно надо закопать… От нее такой дух! Хватайте его за руки! Снимайте с него штаны… Джек, ты как бешеный единорог, ты лягнул меня! Принимай лечение как подобает мужчине!

Смеясь и задыхаясь от вони, ругаясь и толкаясь, они схватили извивающееся обнаженное тело и понесли его к наполненному водой корыту, стоящему перед амбаром. Джек вопил и вырывался. Затем его погрузили в воду.

Три дня спустя утро началось для Джека с гогота птичьего двора, головной боли и ощущения выжженной солнцем пустыни во рту. Предыдущей ночью было слишком много разнообразных радостей, но, увы, совсем мало сна; к числу радостей относился героический набег на винный погреб, принесший два бочонка старого вина. Последствия были мучительны.

Почему-то Уолт Кейдж не торопился отвозить клеевой жемчуг в город; казалось, он просто не в силах расстаться с этой грудой трепещущего студня, сулившей богатство и процветание семейству Кейджей. Сперва предполагалось выехать на следующий день, но утром хозяин фермы провел в подвале целых полчаса, после чего заявил, что привалившую удачу надо как следует отпраздновать. Решение Уолта поразило его домочадцев: устраивать попойку в разгар стрижки единорогов!

Тем не менее, Ланк был снаряжен приглашать соседей, а Билл Камел, пожав плечами, стал прикидывать, что можно успеть сделать с изрядно поредевшей бригадой стригалей. Женщины пекли пироги и наводили красоту. Сам Уолт, хоть и пытался работать, но пользы от него было мало: он то и дело ее бросал, спускался в подвал и вновь и вновь любовался своим сокровищем.

К вечеру следующего дня стали съезжаться гости. Вино и пиво текли рекой, на вертелах жарились целиком два единорога, а все приглашенные считали своим долгом взглянуть на сказочный клей.

Уолт парил в облаках радости, гордыни и винных паров. Он вопил во всю глотку, что от частого посещения подвала ноздри у него ссохлись, язык одеревенел, а вони он вобрал в себя столько, что стоит ему, Уолту Кейджу, еще разок спуститься в подвал, как он станет таким же драгоценным, как и настоящий продукт рвотного дерева, и его, Уолта Кейджа, все будут искать с неиссякаемым рвением.

Он хватал за руку каждого гостя, тащил в подвал и держал там до тех пор, пока несчастный не начинал кричать, что умрет, если его немедленно не выпустят, что так, пожалуй, можно опоздать к вину и мясу, и что совершенно незачем добавлять вони за столом.

Иногда хозяин жалел и отпускал гостя с миром. А иногда захлопывал дверь и орал, что тот останется в подвале до утра стеречь его, Уолта Кейджа, богатство. При этом попавший в западню начинал колотить в дверь и кричать, требуя ради всего святого прекратить шутки и выпустить его, иначе у него сгниют легкие. Когда дверь, наконец отпиралась, гость с разноцветными пятнами на лице, качаясь, вываливался наружу, хватаясь руками за горло, остальные хохотали, совали жертве полные до краев кружки и убеждали чихать и сморкаться, чтобы поскорее освободить нос от аромата сокровища.