Анна Ястребова - Старики, которые хорошо пахнут

Крис открыл глаза. Теперь он точно знал, что будет делать по приезде в город. У него действительно есть важное, незавершённое дело.

— Где вас высадить?

— Как можно ближе к кварталу Жёлтых фонарей.

Тяжеловесная машина затормозила, и пара путешественников, поблагодарив, покинула кабину. И теперь — словно выбравшись из пасти железного монстра — молодые люди устало брели по вечерним городским улицам. Солнце клонилось к закату, но всё ещё было довольно высоко, чтобы согревать спины, одетые в чёрную кожу. Ветер слабо дул в лицо, развевая короткие и не по возрасту поседевшие волосы Криса.

— Дорогой, неужели это конец?

— Наверное.

— И мы больше не будем сражаться?

— Нам некому противостоять.

— Как так случилось? — у Клары по щеке побежала горячая слеза — и тут же высохла от встречного воздушного потока.

— Безразличие. Самый большой порок современного общества заключается в безразличии. Даже когда весь мир будет умирать, человеческий род не будет биться в страхе перед неминуемым концом, он просто помашет ручкой будущим дням, уходящим в вечность, и вяло шагнёт в пропасть…

— В пропасть… Интересно, какова её глубина? Может, мы уже летим, просто не чувствуем этого?

— Не могу тебе сказать. Знаю только одно. Что если мы с тобой упадём на дно, то снизу непременно постучат!

— Да. Нам не дадут остановиться на одном уровне деградации, нас потащат вниз…

— Вниз, в бесконечный полёт с задержкой дыхания между жизнью и смертью…

Молодые люди прошли квартал Жёлтых фонарей насквозь и с тыльной стороны дома, скрывающего в своих внутренностях печально известную нам квартиру под номером 307, зашли в сырой, пропахший плесенью подвал.

— Дорогая, посвети мне, пожалуйста!

Клара достала телефон, включила фонарик. Яркий луч света ударил Криса по рукам — тот их отдёрнул от неожиданности: его ещё не совсем отпустило после поездки в дьявольском экспрессе.

— Прости!

Крис вернулся к своему занятию и сбил камнем большой железный навесной замок, сдерживавший зверей рода кошачьих, не дававший им пробираться зимами к тёплому котлу водонагревателя.

— Где-то здесь. Смотри внимательно. Может, в каком-то углу…

Белый луч света ходил по стенам, полу. В одних местах он задерживался больше, в других меньше.

— Крис, кажется, я нашла!

— Да, без сомнения, это ОН!

Молодые люди взяли металлический ящик и с трудом подняли его по крутым ступенькам на улицу.

— Нужно закрыть дверь.

— Никто не заметит, оставим пока так.

— Хорошо.

В квартире пару никто не встретил, пёс безжизненно лежал на кровати, свернувшись клубочком, — как будто спал. В кудрявой белой шерсти на мордочке, прямо возле пуговки-носика застыли горькие, тоскливые дорожки слез. Клара аккуратно подняла маленькое тельце и переложила на пол. Об этом они тоже позаботятся — но не сейчас, позже.

Из-под матраса и кровати были вынуты книги, Крис достал две связанные атласной лентой стопки бумажных старожилов.

— Мы не унесём всё за один раз, — меланхолично прокомментировала Клара.

— Да, придётся делать несколько заходов.

Молодые люди не закрывали входную дверь — глубоко и странно расцарапанную кошками, — они оставили её нараспашку, пока относили на крышу всё необходимое. Они проделывали эти однотипные операции, а Солнце нижним краем уже коснулось горизонта.

— Ты уверен?..

— Да.

Металлический ящик-мангал установили на середину плоской площадки крыши. Крис облил паутины и мусор, собравшиеся в ящике от долгого пребывания в подвале, противно воняющей парафином жидкостью и развёл огонь.

— Давай!

И девушка подала. Сначала одну книгу, потом вторую, после третью. Жадные языки пламени облизывали стройные ряды букв, обугливали их жарким дыханием и превращали в пепел. В белоснежный пепел, летящий над городом, словно снег. Как девственно чистый первый снег, пепел покрывал стоящие внизу машины, детскую площадку, людские головы. Снова и снова Крис подкидывал в огонь толстые тома. Полное собрание сочинений А. П. Чехова, книги Беляева, Брэдбери, Стругацких. Без устали, без жалости его руки хватали одну беззащитную жертву за другой и подносили к оранжевым языкам.

Крис потянулся за очередной бумажной дозой для своего жаркого друга, но услышал:

— Больше нет.

— Хорошо.

— Так ведь и должно быть?

— Так и должно быть. Они слишком совершенны, слишком идеальны, для такого испещрённого меркантильными помыслами мира. Они создавались чувственными людскими душами для сердец, способных откликнуться на их зов… Посмотри, они парят в воздухе. Они свободны. Свободны от тесных пыльных оболочек. И их создатели могут быть спокойны. Навеки.

Молодые люди стояли обнявшись и сквозь огонь смотрели на вечерний город, вдыхая самый лучший запах в мире. Солнце пряталось в закат и распускало вокруг себя красные фланелевые ткани по всему горизонту, оно обнимало летящий пепел и обагряло розовыми слезами. Окна домов наполнились тревожными алыми переливами, земля под ногами стала запекшейся кровью.

— Они умерли…

— Кто?..

— Старики, которые хорошо пахнут…

Я ещё долго стоял там, на крыше, и смотрел, как опадают последние лепестки огненного цветка на дне моего моря. В тот день океан обмелел до размеров лужи, не способной напоить уставшего путника. Небо моего мира навсегда обрело ярко-алый, словно уходящее Солнце, оттенок. И мои белые слоны покинули синие пески, не оставив даже малейшего намека на своё существование. Их следы развеял ветер, и он же создал в песчаной буре новое существо — мальчика с белёсым телом, пронизанным тонкими голубыми ниточками молний, и с большими белоснежными мягкими крыльями на спине. Но как бы ни было прекрасно это создание, оно навеки обречено летать над пустынным миром, храня в своём сердце дивный росток красного цветка — Любви — и запускать в небо электрические нити жизни, поддерживающие моё существование в реальности…

По возвращении в квартиру я проверил собачьи миски. Они были полны. Мусьё даже не прикоснулся к еде. Его сердце остановилось не от голода или волнения. Оно перестало биться от тоски. Любимый человек покинул его, на прощание не пообещав вернуться, — и этого было достаточно. Верная душа, не услышав отклик, загрустила и поникла. Сколько он меня ждал? День, два? Ночью, закапывая хрупкое собачье тело, я долго просил у него прощения. Не знаю, услышал ли он, но надеюсь, что был прощён. Ведь я как никто другой понимал, что чувствовал мой питомец: сам сделал недавно такой же печальный выбор — под куполом, когда отказывался принимать пищу.