Владимир Владко - Чудесный генератор [Научно-фантастическая повесть]

— Только, пожалуйста, плиз, поскорее, потому что мне некогда. Слышите? Квикли.

— Что? — удивленно переспросила Рая. — Квик… квик?

— Квикли, что значит — быстрее. Пора уже вам выучить английский язык.

Рая закусила губки. А сегодня утром, Рома заметил у нее в руках толстую книгу. Рая читала ее внимательно, строка за строкой. Частенько возвращалась назад и перечитывала снова только что прочитанное место.

— Что это у вас, Рая? — спросил как-то Рома.

Но Рая сразу покраснела, закрыла книгу и выбежала из комнаты. Только во время обеда Рома заметил, разглядел название книги. Это был «Учебник английского языка для взрослых»…

Вполне понятно, что Рома имел некоторые основания чахнуть. Потому что такие признаки внимания к Мистеру Питерсу со стороны Раи не оставляли повода для сомнений. Между прочим, заметил все это и Олесь. Теперь он приходил в лабораторию точно в определенное время, делал, что ему надо было, работал возле генератора, не говоря лишних слов, — и уходил. На Раю он почти не смотрел, а встречаясь с ней, был невероятно вежлив — так, что от его вежливости становилось холодно, как в большой мороз. Этой ледяной вежливости не замечала только Рая — будто ей было это полностью безразлично. Даже Мистер Питерс однажды удивленно поднял глаза на Рому и спросил его:

— Чего это он так с ней разговаривает? Поссорились они, что ли?..

Потом пожал плечами и забыл об этом.

Рома только вздохнул. Что ему оставалось делать?..

Генератор работал. Он работал так устойчиво, как не бывало этого даже со старым. Мистер Питерс установил определенный порядок проведения исследований, и у каждого теперь было свое выделенное время — и наибольшее время приходилось на долю самого Мистера Питерса. Конечно, это было вполне понятно. Кроме того, никто не имел оснований быть недовольным: ведь новый генератор позволял каждому работать вдвое быстрее — настолько он был производителен.

Итак, генератор должен был дать самые наилучшие последствия применения его именно в области радиосвязи. Мистер Питерс, выпуская сизые облака дыма, рисовал на всех попавшихся под руку клочках бумаги сложные схемы, где никто, кроме него, не мог ничего разобрать, разрывал их на еще более мелкие клочки, ругался вполголоса, снова рисовал, перечеркивал. Рома, который стал теперь его верным помощником, по распоряжению Мистера Питерса держал вахту возле генератора, следя за лампой и указателем частоты. Он стоял и прислушивался. А Мистер Питерс саркастически шептал себе под нос:

— Конечно, они и до сих пор думают, что можно только… что определенная, устойчивая связь на ультракоротких волнах возможна лишь тогда, когда… когда передатчик и приемник находятся в видимости друг друга… оптическая видимость, ха-ха!.. никакой видимости, никакой, я говорю… вот — схема должна быть такая.

Он снова рисовал, рисовал и шептал:

— Маркони еще в году 1933-м установил устойчивую связь на дециметровой волне между Ватиканом и Кастель-Гвандольфо. Что же, неужели на расстоянии в 18 километров они могли видеть друг друга?

— А может, и видели… я, например, думаю… — осмелился подать голос Рома.

Но Мистер Питерс прикрикнул на него:

— Ты думаешь? Тебе такого по штату не положено, вот что. Хм, он думает!.. М-да, это сделал Маркони. А вот в 1934 году уже была установлена устойчивая коммерческая связь между телетайпами, печатными автоматическими аппаратами, между Англией и Францией, между Лямине и Сент-Энглевером. Ты, дегустатор, как думаешь, видели ли они друг друга между Лямине и Сент-Энглевером, а?

Рома обиженно молчал.

— Ни черта они не видели, потому что эта связь была установлена уже на расстоянии 56 километров. А длина волны какая была? А? Слушай: семнадцать сан-ти-мет-ров. Ты понимаешь?

Не дожидаясь ответа, Мистер Питерс вновь склонился над рисунком своей запутанной схемы. Неожиданно он воскликнул:

— Какая волна сейчас, а?

— Два с половиной сантиметра, — ответил Рома.

— Можешь работать со своей едой, — распорядился Мистер Питерс, — мне надо кое-что купить. Только чтобы волна оставалась такой же. Понимаешь?

— Это мне еще лучше, — отозвался Рома, — потому что на двух с половиной сантиметрах я еще не работал.

— Значит, работай. Я пошел.

И Мистер Питерс исчез за дверью. Рома посмотрел еще раз на показатель частоты: все было в порядке. Он взял из шкафа свои продукты. На белом фоне густой сметаны-ряженки цвели зеленые пушистые цветки: это была активная плесень. Позавчера Рома сам посадил на ряженку культуру этой плесени. Сегодня он решил облучить ряженку, чтобы узнать, как это повлияет на плесень. Лучи должны были убить культуру плесени и не дать ей дальше распространяться.

Рома поставил мраморный столик поудобнее. Между кассетами он поставил чашку с ряженкой. Повернул ручку: шипение усилилось. Рома внимательно стал считать:

— Раз… два… три… четыре… пять…

Дойдя до десяти, он выключил ток. Чашка с ряженкой едва заметно нагрелась. И именно в эту минуту Рома услышал голос Раи:

— Можно войти?..

Ах, какой это, действительно, был чудесный, ласковый и нежный голос! Разве только флейта, в руках великого музыканта, могла бы издавать такие же чарующие звуки…

— Прошу, прошу, дорогая Рая, заходите. Мистер Питерс ушел, значит, можно заходить, сколько хотите. Я так рад, что вы…

Чудесный, ласковый, нежный голос прервал Рому:

— Как так нет Мистера Питерса? А где же он?

— Ушел куда-то, — неуверенно ответил Рома, — заходите, прошу. Вот, видите…

— Ничего не вижу… И вообще, нечего мне здесь видеть.

Чудесный, нежный, ласковый голос… он говорил дальше:

— Я не понимаю вообще, товарищ Рома, чего вы хотите от меня. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на разговоры с вами, вот что. Прощайте.

Чудесный, нежный, ласковый… И в волосах ее навеки запуталось солнце… нет ни голоса, ни солнца… Рома один-одинешенек в лаборатории, со своей ряженкой и культурой плесени… Рая, чудесная, золотоволосая Рая, неужели вы не видите, как страдает, как кровью обливается сердце несчастного Ромы?..

Сердце обливается кровью, и кровь застывает в жилах, как эта вот плесень застывает широкими кругами на поверхности сметаны-ряженки. Но довольно слез, довольно ненужной лирики. Золотоволосая ушла, даже не взглянув на Рому. Ладно, он сдерет с своего сердца эту кровь — так же, как счистит со сметаны плесень. К генератору, к труду!..

Рома решительно вернулся к столу, где стояла чашка со сметаной. Он уже протянул руку, чтобы сразу взять чашку. Но — но рука Ромы повисла в воздухе, а глаза широко раскрылись.

Рома стоял, пошатываясь, слыша, как равномерно и однообразно шипит генератор. Простите, но где же сметана? Куда она делась? Вот стоят банки, вот даже чашка — знакомая фаянсовая чашка с немного отбитым краем. А сметана?.. Вместо сметаны — пустота. Ничего.