Огюст Вилье де Лиль-Адан - Избранное

Эдисон говорил весьма серьезным, невозмутимым тоном.

— Что касается до ее питания, — продолжал он…

— Что вы сказали? — прервал его лорд Эвальд, глядя на этот раз прямо в светлые глаза ученого.

— Вы, кажется, удивлены, милорд? — сказал Эдисон. — Уж не собираетесь ли вы дать этому милому созданию умереть от истощения? Да это было бы хуже, чем убийство.

— Что вы подразумеваете под ее питанием, любезный мой колдун? — спросил лорд Эвальд. — На этот раз все это, право же, превосходит самые фантастические сказки.

— Вот какую пищу принимает Гадали один или два раза в неделю; здесь, в этом старинном ларце хранятся коробки с пастилками и небольшими пилюлями, которые эта удивительная девица превосходно усваивает, причем самостоятельно! Вам достаточно будет поставить корзиночку с ними на какую-нибудь консоль, расположенную на определенном расстоянии от того места, где она обычно отдыхает и, слегка коснувшись одной из жемчужин ожерелья, указать ей на эту корзинку.

Во всем, что касается земных дел, она — дитя; она ничего не знает. Ее всему надобно учить; да и мы сами находимся в таком же положении. Только она, кажется, не способна вспоминать. Впрочем, мы сами часто многое забываем — забываем даже о собственном нашем спасении.

Пьет она из специально сделанной для нее чаши из яшмы, и станет подносить ее к губам тем же жестом, что и ее модель. Эта чаша всегда будет полна свежей воды, вначале профильтрованной через уголь, то есть абсолютно чистой, к которой затем примешиваются некоторые соли, формулы их вы найдете в Рукописи. Что касается пастилок и пилюль, то пастилки — из цинка, а пилюли — из бихромата калия, а иногда из перекиси свинца. В наше время все мы принимаем внутрь великое множество всякого рода веществ, заимствованных из химии. А Гадали только ими и ограничивается. Как видите, она весьма умеренна в еде и питье. Она употребляет не более того, что ей требуется. Счастливы те, кто способен быть столь же умеренным! Если же она не находит подле себя этих необходимых ей веществ в момент, когда их хочет, она впадает в обморок, а вернее сказать, умирает.

— Умирает? Она?.. — пробормотал лорд Эвальд, иронически улыбаясь.

— Да, умирает, чтобы доставить своему избраннику истинное счастье воскресить ее.

— Весьма любезно с ее стороны! — отозвался все так же шутливо лорд Эвальд.

— Так вот, когда она становится неподвижной и не открывает глаза, достаточно небольшого количества очень чистой воды и нескольких таблеток или пастилок, чтобы вернуть ее к жизни. Но поскольку в таком состоянии у нее недостало бы сил принять их самой, необходимо прежде всего подать ток от гальванической батареи на перстень с турмалином, который она носит на среднем пальце. Этого будет достаточно. Открыв глаза, она сразу же попросит чистой воды. Нужно твердо помнить, что вода в хрустальном сосуде у нее внутри, застоявшись, приобретает неприятный металлический привкус, поэтому ни в коем случае не забывайте добавлять в чашу, из которой она будет пить, некоторые реактивы — их название и дозировку вы тоже найдете в руководстве. Они мгновенно воздействуют на помутневшую, приобретшую лиловатый оттенок воду. Затем конец провода вы присоединяете к черному алмазу на мизинце Гадали (то есть к камню, прерыватель-распределитель которого настроен таким образом, что подает ток, способный в одну секунду накалить добела платиновый стержень), после чего опускаете электрод вашей портативной батареи, поднятый на время подключения провода. Не забывайте при этом пользоваться разрядником.

Вам, очевидно, известно, что стекло, закаленное даже обычным способом, может выдержать температуру плавления свинца. Мое же стекло и при толщине вдвое меньшей, чем толщина стенок того сосуда, что помещается между легкими андреиды, выдержало бы температуру, при которой плавится платина. Так вот, тепловая энергия, передаваемая через черный алмаз, такова, что температура внутри этого сосуда мгновенно повышается приблизительно на четыреста градусов, и этого достаточно, чтобы стерилизованная вода тут же испарилась. С другой стороны, уже упоминавшиеся мною реактивы, воздействуя на мельчайшие частицы металлоидов, которыми окрашена жидкость, в несколько секунд разлагают их, превращая в нечто вроде мелкой, почти невесомой пыли. Еще секундой спустя, наша прекрасная Гадали начинает выдыхать легкие клубы бледного дыма, слегка окрашенного этой пылью и издающего лишь запах кипящей воды с еле ощутимым ароматом того розового масла, о котором я вам уже говорил. За шесть секунд сосуд полностью очищается. Гадали выпивает тогда большую чашу прозрачной воды, проглатывает несколько пилюль, о которых у нас шла уже речь, становится снова живой, как мы с вами, и готова повиноваться всем своим перстням и жемчужинам, подобно тому как мы уступаем всем нашим желаниям.

— Как! Ее уста выпускают клубы дыма? — спросил лорд Эвальд.

— Совершенно так же, как это происходит у нас с вами, — ответил Эдисон, указывая на незажженные сигары. Только у нее во рту не остается ни единого атома дыма, ни следов металлической пыли. Ток в одно мгновение поглощает и рассеивает их. Впрочем, будем считать, что она курит наргиле, если вам так важно это оправдать…

— Я заметил у нее на поясе какой-то кинжал?

— Да, это оружие, удар которого никто не властен отразить, удар, нанесенный им, смертелен. Гадали пользуется им для защиты в случае, если кто-нибудь, в отсутствие ее властелина, вздумал бы злоупотребить ее кажущимся сном. Она не прощает ни малейшей обиды. Она признает лишь одного своего избранника.

— И однако, — сказал лорд Эвальд, — она же не видит?

— Ба! Кто это может знать? — отвечал Эдисон. — Разве сами мы так уж хорошо все видим?.. Во всяком случае, она угадывает. Повторяю, Гадали — неопытное дитя, немного мрачное; не зная страха смерти, она легко может причинить ее другому.

— Выходит, первый встречный не мог бы отнять у нее это оружие?

— Вот этого, — смеясь, сказал Эдисон, — я не посоветовал бы не только всем геркулесам мира, но и всем представителям фауны земли и моря.

— Да почему же?

— Да потому, что в рукоятке этого оружия сосредоточена одна из самых страшных молниеносных сил, — ответил инженер. — Незаметный опал, вделанный в перстень на левом мизинце Гадали, служит переключателем, который посылает в клинок сильнейший ток. Мягкие ткани тела приглушают треск искры, имеющей в диаметре около трех дециметров. Таким образом легкомысленный «прожигатель жизни», которому пришла бы, например, охота «сорвать поцелуй» у этой Спящей Красавицы, еще прежде, чем успел бы прикоснуться к ее одежде, был бы немедленно повергнут, пораженный бесшумным ударом молнии, с раздробленными ногами и обугленным лицом. Это — верная подруга.