Огюст Вилье де Лиль-Адан - Избранное

Когда башмачок касается земли, магнит коленного сустава принимает динамический импульс, и коленный сустав распрямляется.

При этом все происходит очень плавно: движения совершаются последовательно ! Когда же андреида обретает телесность, не уступающую по эластичности человеческой плоти, движения станут вполне естественными. Ведь и у людей они резковаты, но резкость смягчается мышцами. Подвигайте сочленения скелета — какая резкость, автоматичность. Плавность нашим движениям придают, повторяю, мышцы и, разумеется, одежды.

Коснувшись одной ногой земли, андреида замерла бы в этой позе, но, когда коленный сустав распрямляется, стержень золотого диска, придавленного хрустальным сфероидом, выталкивается наружу, выступая сантиметра на три над бедренной костью. Диск, соответственно, оказывается в наклонном положении. Хрустальный сфероид опускается, соскальзывает ко второму диску, сталкивается с ним и останавливается.

Второй диск в свою очередь прогибается под тяжестью сфероида, и тогда втулка падает сама собой в свое серебряное гнездо, а рычажок распрямляется и, мягко перенося тяжесть торса на ногу андреиды, позволяет ей воспроизводить процесс ходьбы сколь угодно долго — в соответствии с количеством шагов, записанным на валике, или с сигналом, поданным через посредство перстня.

Следует отметить, что весь механизм устраняет излишнюю поспешность в движениях. Она была бы неуместна, например, когда андреида опускается на колени, словно во власти мистического экстаза, подобного экстазу, в который впадает лунатик, погружающийся по воле гипнотизера в состояние каталепсии, либо истеричка под воздействием герметически закупоренного флакончика вишневой настойки, когда его держат на расстоянии десяти сантиметров от ее позвоночника.

Непрерывная смена сгибаний и разгибаний придает походке андреиды истинно человеческую непосредственность.

Что же касается легкого шума, непрерывно вызываемого соприкосновением сфероида с дисками, его совершенно заглушит телесная оболочка — такова ее магическая сила. Впрочем, даже доспехи заглушают этот шум настолько, что он слышен только в микрофоне.

На лбу лорда Эвальда поблескивали капли пота, похожие на слезинки; он не сводил глаз с лица Эдисона, которое теперь было ледяным. Молодой человек догадывался, что за этим потоком слов, скрежещущим и сугубо позитивистским, кроется единая и уходящая в бесконечность мысль, проникнутая двумя чувствами.

Первое из этих чувств — любовь к Человечеству.

Второе — безнадежность, пронзительная, словно крик, самый неистовый и в то же время самый холодный, самый напряженный и долгий — быть может, он долетал до небес! — какой когда-либо испускал человек.

И в самом деле, все, что говорили эти двое (один — своими расчетами, преображенными в художественное описание, а другой — своим безмолвным согласием), можно было бы перевести следующими словами, обращенными бессознательно к великому Иксу первопричин:

«Юная подруга, которую ты соблаговолил послать мне некогда в незапамятные времена, кажется мне ныне жалким подобием сестры-нареченной, и я не могу более признать печати твоей на том, что одушевляет ее пустую оболочку, а потому не могу видеть в ней спутницу жизни. Увы, мое изгнание кажется мне еще тягостнее, если мне приходится видеть в ней всего лишь игрушку моего бренного тела, в то время как ей следовало бы обладать священным очарованием, приносящим утешение и пробуждающим в моей душе воспоминание о том, что мы утратили, ведь глаза мои так устали глядеть в пустое небо! Столько веков позади, столько бед — мне наскучила непрестанная лживость этой тени! И меня не влечет более трясина Инстинкта, куда она соблазняет и манит меня, вынуждая думать — неизменно и тщетно, — что она и есть моя любовь.

Вот почему я, недолговечный путник на этой земле, не знающий, откуда пришел, нынче ночью явился в этот склеп и при помощи древней запретной науки пытаюсь — со смехом, пронизанным всей грустью Человечества, — претворить в явь хотя бы мираж — всего лишь мираж, увы! — той, которую ты повелел мне ждать в неизреченном твоем Милосердии».

Да, такого примерно рода мысли прятались под анализом сумрачного шедевра.

Меж тем ученый прикоснулся к миниатюрному сосуду, помещавшемуся в грудной клетке андреиды: запаянный, прозрачный, он был наполнен почти доверху чистейшей водой, над которой виднелась крупная угольная таблетка, поддерживаемая невидимым штоком; таблетка тотчас же погрузилась в воду. Заурчал электрический ток.

Внутренняя полость каркаса приобрела видимость живого организма, искрящегося и туманного, переливающегося золотом и молниями.

Эдисон продолжал:

— Вы видите, под черным покрывалом Гадали клубится некая субстанция, благоуханная, жемчужно-белая; так вот, это просто-напросто пар от воды, которой питается батарея; вот откуда берутся жаркие сполохи, снующие, точно сама Жизнь, внутри доспехов нашей новой подруги. Но молнии эти приручены и безобидны. Взгляните!

С этими словами Эдисон, улыбаясь, взял аидреиду за руку, хотя по всем бесчисленным разветвлениям ее проволочной нервной системы носились, громко жужжа, ослепительные искры.

— Видите: это ангел! — прибавил он все тем же суровым тоном. — Если верить нашим богословам, утверждающим, что ангелы — всего лишь огонь и свет! А разве барон Сведенборг не прибавил к тому же, что они» «двуполы и бесплодны»?

Помолчав, он продолжал:

— Теперь перейдем к проблеме равновесия. Проблема эта включает два аспекта: равновесие латеральное и равновесие циркулярное. Как вам известно, физики различают три вида равновесия — устойчивое, неустойчивое и безразличное; на единстве их и основаны двигательные возможности андреиды. Вот увидите сейчас: чтоб Гадали упала, ее нужно толкнуть сильнее, чем пришлось бы — с той же целью — толкнуть нас; но если вы желаете , чтобы она упала, тогда, разумеется, другое дело!

— Итак, равновесие достигается следующим образом, — продолжал deus ex machina [31] Бог из машины (лат.). Здесь: чудодей. .— Начнем с латерального; циркулярное обеспечивается специальным устройством в спинной части и достигается так же, как и латеральное. Для начала заметим: наличие электрического тока и магнитов гарантирует возможность равновесия.