Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

Гаврила Иванович заметил в рассказе странную особенность:

— Почему вы почти не используете устоявшееся название «немешарик»?

— Не знаю. — Андрей уставился в потолок, задумываясь, как именно он называет живые дома и почему. — Действительно. Наверное, потому что не мешать природе — лишь одно из качеств, это как принтер назвать кухонной плитой или мастерской по изготовлению дроидов. Живой дом — друг человека. В некотором смысле — соратник. Делать человека счастливее — смысл его жизни.

— А если в его категориях растения это счастье окажется не таким, каким счастье видят люди?

— Еще раз говорю: это невозможно. Живой дом — придаток человека. Как птерик.

Перед глазами Гаврилы Ивановича бежали данные, собранные операторами. Ничего нового. Связи, родственники, друзья, интересы, путешествия, работа… Все как у всех.

— Зачем вы приехали в Центр сегодня утром?

Андрей вздохнул.

— Командировка по запросу от руководства Центра, детали можете узнать в Кунгурском Биоцентре у Фомы Ильича Ракова.

— Во сколько вы прибыли?

— Без десяти восемь. Пролетел над рекой, и сразу последовал сигнал об эвакуации.

— Что вы видели?

— Ничего странного, все как обычно: здания лабораторий, поселок, девушка в реке… А все же: что случилось?

Андрей во второй раз задавал этот вопрос. С этого вопроса начался их разговор. Гаврила Иванович во второй раз ответил:

— Прошу сначала поделиться вашими фактами и мнением, сейчас важна каждая минута, если не секунда. Нужная информация может содержаться в незначительной подробности, поэтому прошу отвечать развернуто и обращать внимание на каждую мелочь. От ваших ответов зависят жизни людей.

Последняя фраза прозвучала слишком пафосно, Андрей поморщился:

— Если бы я знал, что произошло, мне было бы проще понять, что именно…

— Не проще, — перебил Гаврила Иванович. — Итак. Для чего вы прибыли? В нескольких словах. С Фомой Ильичом мы поговорим позже, отдельно.

— В поселке вокруг Центра расплодились гадюки.

— Защита организма обезвреживает укусы всех существующих змей. Это особые гадюки? Модифицированные?

— Ответить смогу, когда увижу собственными глазами и пощупаю трикодером. Из того, что мне известно, о какой-либо особенности змей ничего не говорит.

— Они кого-нибудь укусили?

— Таких данных у меня тоже нет. Если и кусали, то укушенные об этом в потоке не сообщали, их чипы сигналов опасности не посылали.

— Что вы знаете о последних разработках Зайцева и его сотрудников?

Андрей прищурился:

— Я уже отвечал на этот вопрос.

— Тот вопрос был об общей направленности работ Центра, сейчас я спрашиваю о частностях, включая слухи и случайные оговорки.

— У вас есть информация из потока, где вы можете узнать все, что знаю я.

— К сожалению, не все. Часть информации была уничтожена. Доходили до вас какие-нибудь новости в личном порядке?

— Нет.

— Что можете сказать о коллективе?

— Только хорошее. Большинство — ровесники Зайцева, начинали с ним и прошли весь путь от идей и первых неудач до успеха и мирового признания. А молодежь соответствует заданным старшими высоким стандартам.

— Вы словно передовицу на главную страницу пишете. Прошу говорить проще, канцелярский язык и штампы — способ запутать или что-то скрыть. Выделялся ли кто-нибудь некими особенностями?

— Нет, — буркнул Андрей, уязвленный подозрением, что он что-то скрывает.

— Многие слышали, как Вадима Чайкина, замещавшего Зайцева в его отсутствие, в частных беседах Яна Чайковская называла Джонни. Почему?

Андрей удивился.

— Ни разу не слышал.

— Примите как факт и попробуйте найти ответ.

Андрей наморщил лоб, закатил глаза и прикусил нижнюю губу. У него это, видимо, такие же сопутствующие признаки сосредоточения, как у Гаврилы Ивановича — чесать нос.

— Джонни, Джон, Иоанн, Ян… Логичнее, если бы Вадик так называл Яну. Свидетели не могли ошибиться?

— Ошибиться может любой, но существует критическая масса, после которой предположение становится фактом.

— Двести лет назад теплород считался фактом. — Андрей улыбнулся одними глазами. — А эфир шел в таблице Менделеева первым химическим элементом. Тогда это были факты.

— Не отвлекайтесь. Сейчас я задам личный вопрос, просьба не уходить от ответа. Насколько нам известно, вы с Вадимом Геннадьевичем Чайкиным были друзьями детства, напарниками в играх квазиреальности, вместе учились и полюбили одну девушку. Она выбрала вашего друга. Как это повлияло на ваши отношения?

— Я сменил место работы, и мы перестали общаться.

— Вы все еще любите ее?

— Уже нет. Чувства угасли. Во-первых, и это главное, она выбрала другого. Еще сыграло роль, что Яна перестала быть человеком в традиционном понимании, она превратилась в растение, в нечто вроде живого дома — ты его видишь, ты знаешь, что он живой, но он не человек. Если бы Яна выбрала меня, возможно, мои чувства были бы другими, но сейчас для меня Яна и Вадим — бывшая любовь и бывший друг.

— Вы могли бы осознанно сделать что-то, что навредит вашему бывшему другу?

Андрей посмотрел на Гаврилу Ивановича так, будто тот прибыл из прошлого века:

— А вы?

«Относись к ближнему как к себе» сидит у него в подкорке. Люди, которые думают по-другому, встречались, их единицы, они скрывают свой образ мышления, но они есть. О них знают, и они знают, что находятся под контролем, поэтому проблем с ними не бывает — установившиеся моральные нормы выполняются даже в случае несогласия, иначе в обществе не выжить. Андрей Сигал, к счастью, даже не догадывался, что возможны варианты.

— С кем из сотрудников Центра поддерживаете отношения?

— Ни с кем.

— Но в потоке за новостями о Центре следите?

— Это по работе. Наш биоцентр — филиал Зайчатника, наши успехи зависят друг от друга.

Следующий вопрос прозвучал спокойно, как очередной из серии столь же незначительных.

— Расскажите о смыжах. — Ударение в необычном слове сначала было сделано на первом слоге, затем на втором: — Или правильно говорить «смыжИ»?

Веки Андрея хлопнули, лицо вытянулось:

— Рассказать о чем?

— Откуда вы знаете, что «о чем», а не «о ком»?

— Хорошо, о ком?

Давление, пульс, психические характеристики — в норме. Андрей действительно не знает. На всякий случай надо зайти с другой стороны:

— Разве вы ничего не слышали о смыжах?

— Нет.

— Не встречали это слово в планах или отчетах, не слышали в случайных упоминаниях?

— Никогда.

Гаврила Иванович вздохнул. Жаль. Это была ниточка. Странная, непонятная, но все же. Теперь нет и ее.

Андрей в очередной раз не выдержал:

— Может, вы все же расскажете, что случилось?

— На Марсе пропал академик Зайцев. Он никуда не выходил и исчез среди ночи в живом доме собственного изобретения за день до торжественного заселения туда марсиан. Просто исчез. Бесследно. Ни один датчик не сработал, ни одна служба не запеленговала никаких перемещений. Внутренний чип одномоментно заглушен. Мы решили связаться с супругой Максима Максимовича, но ее метка, которая показывала, что Раиса Прохоровна находится дома, тоже исчезла. Мы проверили остальные дома…