Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

В Осло нам показали фильм, чтобы мы знали, какой бывает Норвегия в зимнее время. Это был гимн лыжам и лыжникам. Нет, чемпионов по бегу мы не увидели (хотя родиной этих лыжников чаще всего бывает Норвегия), но мы увидели, как Осло пустеет в выходной день, — из четырехсот тысяч с лишним жителей города сто тысяч становились на лыжи. На снегу мы увидели молодежь, пап и мам с рюкзаками, семидесятилетних бабушек, дедушек и трехлетних внучат — все на лыжах! Одни — потихоньку, другие — бегом. (Дистанция 50–60 километров считается нормой дневного похода.) Для ночлега и убежища в непогоду по всей Норвегии разбросаны домики «хюгге», где лыжник найдет очаг, свечку, дрова и спички.

Нет в обиходе норвежцев предмета более распространенного, чем лыжи. Есть в Осло и лыжный музей. С изумлением стоишь у деревянных пластинок, которые кто-то в здешних местах надевал для хождения по снегу 2200 (!) лет назад. Лыжи, лодка и колесо — древнейшие изобретения. В этих гористых озерных местах лыжи и лодка были важнее, чем колесо. И каких только лыж не придумано! Охотничьи, беговые, для хождения по горам, лыжи-лапки из ремешков на раме, лыжи, подбитые мехом, лыжи из пластика с металлической оторочкой. Тут, в Норвегии, производят лучшие в мире лыжи. Сырье для них под боком, главным образом это береза. Но для самых хороших лыж покупают норвежцы в Америке дорогую упругую древесину гикори.

Далеко ли можно уйти на лыжах? Нансен девяносто лет назад на лыжах за 42 дня пересек Гренландию. Другой норвежец, Руал Амундсен, добрался на лыжах к Южному полюсу. Лыжи, реликвия этих походов, хранятся в музее. И конечно, норвежцы глядят на эти заостренные и загнутые дощечки, как на святыни.

Впечатляет, однако, и жизненная обыденность этой древнейшей оснастки ног для хождения по снегу. На работу — на лыжах, в гости — на лыжах, на охоту, в школу, за почтой, к больному на вызов, в одиночку, всей семьей, как только научился ходить и в годы, когда ноги служат уже еле-еле, — все время и всюду на лыжах! «Норвежец родится с лыжами на ногах» — из всех северных поговорок эта, пожалуй, самая точная.

Едем. Точнее, движемся: на автобусе, на паромах, на маленьком катерке. Наша команда — семь журналистов из европейских стран, которых норвежцы позвали в гости, позвали — пожаловаться на свои нужды, точнее, на южных своих соседей, откуда в Норвегию ветры приносят… Чего только не приносят южные ветры в Норвегию! Нам дали пухлые папки с бумагами разных обследований. Сопровождающие нас ученые по ходу дела (на озерах, на реках, в лесах) объясняют, что происходит в природе Норвегии. Тревога эта серьезна и обоснованна. О ней разговор особый и обстоятельный. Теперь же представьте разноязычную группу газетчиков под опекой «сестры-хозяйки» (служащей министерства охраны среды) Ирины Сигиец. Перед каждой посадкой в автобус или на катер Ирина считает нас, как цыплят. Расстилает скатерти-самобранки в часы еды, заботится о ночлеге, о расписании паромов и самолетов. Ирине хочется, чтобы нам работалось хорошо и чтобы Норвегия нам понравилась.

Из окошка автобуса эта страна представляется лесом, в котором много озер и лишь кое-где лоскутком зеленеет или желтеет пашня. Дорога тут вьется то круто вверх, то несет тебя вниз, так, что ломит в ушах, будто ты в самолете. Этот пейзаж точно выражается в цифрах. Леса занимают четверть всей территории, два с половиной процента занято пашней, пятую часть занимают озера, остальное — горы, иначе говоря, камень, на котором ничего не растет.

Земля, конечно, не щедрая, но живописная. Озер тут, больших и малых, 200 тысяч. На карте они прозрачными слезками вытянуты с юга на север. На земле же это тихие синие воды, обрамленные елками и березами, лобастыми валунами, мягким желто-зеленым мхом, — наша Карелия, но гористей, куда гористей!

Леса сосновые и еловые поднимаются в горы до какой-то строго определенной природой отметки. А выше лишь дикий камень, местами сглаженный ледником, местами обрывистый, рваный. Проложить дорогу (точнее сказать, прорубить ее в камне) — дело и трудное и недешевое. Дорог тем не менее много. Их продолжают строить. Соединяют они иногда небольшие лесные поселки — очень важно, чтобы жизнь, сгущенная главным образом на побережье, не угасала и тут, в лесах.

Живут «полесовщики» главным образом тем, что дают им лес и озера. Ель идет на бумагу. Сосны пилят на доски и брусья. Вывозить за рубеж кругляком древесину запрещено — за распиленный лес выручается много больше, чем за сырье. К тому же химия поглощает отходы лесопильного производства.

Озера и реки искони тут были богаты рыбой. И любопытно, что воды нередко частная собственность. («Моя речка», — сказал симпатичный норвежец, приглашая половить рыбу.) Нынешний вал туризма и страсть норвежцев к рыбалке частную рыбную речку или какое-нибудь озерцо могли бы сделать золотодонной водой, но приносимые южным ветром отбросы опустошают здешние воды. Мы видели много озер, в которых нет рыбы и нет вообще ничего, — пугающе тихая, неживая вода.

В таких местах исчезает, конечно, и след человека. Пустеют леса. Частенько мы видели на озерах лишь старый прикол для лодки и деревянный домишко, из которого ветром давно уже выдуло запах жилья.

Сам лес, нам сказали, тоже страдает от южного ветра. Но тут недуги по времени сильно растянуты, и заметить тревожные перемены сразу нельзя. Вот только очень сухие лето и осень наложили на все отпечаток. Повсюду висели предупреждения: «Туристам проход запрещен!» — сухие, как порох, леса берегли от пожаров. Выходя из автобуса поразмять ноги, мы чувствовали, как накален лес, — под ногами ломко хрустели мхи и все, что опало с деревьев, на соснах блестели янтарные капли смолы, брусника выглядела провяленной, казалось, от спички загорится сам воздух, пропитанный хвойным настоем…

Когда же с автобуса мы пересели на катер, открылась совсем иная Норвегия: светлая, ветреная , умытая соленой водой, источенная заливами, бухтами, кишащая кораблями и лодками, заселенная густо, добротно, обращенная ликом к водяному простору.

Карта Норвегии в общедоступном атласе крадет подробности, упрощает очертания берегов. Зато на огромных листах, подаренных нам для работы, лицо Норвегии нарисовано так, что видны малейшие родинки и морщины. Берег на этой карте выглядит очень затейливым кружевом: узкие бухты, заливы, фиорды, лагуны, мели, мыски, острова — все это так многочисленно, что вполне понимаешь Виктора Гюго, который сказал: «…они утомляют память путешественника и терпение топографа».