Роберт Хайнлайн - Космические оборотни

– Майлин! - я мысленно нарисовал образ Майлин, какой я ее видел, облеченной властью, в рубинах и серебре, дирижирующей своим маленьким народом на сцене. - Майлин! - посылал я мысль. - Вспомните Майлин!

Симла заскулила очень мягко - она вспомнила. А как другие? Доберусь ли я до них? Я почти закрылся от мира света, звука, запаха, держал только мир мысли, рисовал Майлин, стараясь заставить их ответить на этот рисунок.

– Майлин!

И они ответили! Я уловил облегчение и возбуждение в этом ответе и сосредоточился на том, что собирался выдать им сейчас.

– Майлин идет.

Усиление возбуждения.

– Нет еще, - поторопился я исправить то, что могло вызвать роковое движение. - Но скоро… скоро…

Нечто вопросительное.

– Скоро. Те люди внизу - они ждут Майлин… - я шел ощупью, пытаясь быть твердым, сознавая, что могу совершить ошибку, которая пошлет их туда, куда им нельзя идти.

Гнев, подъем ненависти.

– Мы должны найти Майлин, пока она не пришла сюда, - я, насколько мог, нарисовал мысленное изображение Майлин, на этот раз едущей к лагерю.

– Найти Майлин до того, как она приедет!

Эта мысль покатилась, как морская волна, от одного маленького мозга к другому. Теперь я знал, что они пойдут, но не к лагерю и врагам внизу, но далеко обойдут опасное место и направятся в западные равнины.

Я лежал на прежнем месте, продолжая наблюдать за лагерем. Хотя у меня не было военного опыта, я считал, что правильно интерпретировал действия врага. Озокана поместили в фургон Майлин, его опекун и страж спрятался там же. Остальные притаились в других фургонах или под ними. Один человек поил и кормил казов. Еще один, посовещавшись с офицером, исчез в западном направлении - разведчик, как я подумал. Я сказал Симле:

– Оставайся здесь, следи…

Ее губы поднялись над клыками:

– Останься… следи.

Ее первое возражение погасло, она заворчала.

– Не сражаться, следить… Майлин идет.

Ее согласие было смазанным, нечетким, не таким, какое я мог бы получить от Майлин, от Малика или другого человека. Мне оставалось только надеяться, что она останется в том же настроении, когда я уйду.

Моим первым объектом был разведчик. Я выполз из укрытия, мне надо было далеко обогнуть лагерь. Те, кто спрятался там, наверняка недоумевали, что случилось со сбежавшими животными, и, надо думать, наблюдали как за двуногими, так и за четвероногими путешественниками.

Я не видел у отверженной банды никаких собак и считал, что никому из нас ничего не грозит, если только мы сами по глупости не обнаружим себя.

Так что когда между мной и лагерем лег порядочный кусок лесной местности, я понесся так, как было естественно для моего длинного тела, взяв курс на запад. Я рассчитывал пробежать по холмам, пересечь дорогу тому разведчику, напасть неожиданно и довольно далеко от лагеря, чтобы скрыть это от остальных бандитов.

Дважды я встретился с членами группы Майлин и спрашивал их о разведчике, но оба раза получал отрицательный ответ. Но я задерживался достаточно долго, чтобы внушить им необходимость скрываться, пока не встретят хозяйку.

Малика убили около полудня. Майлин должна была вернуться в лучшем случае через два дня. И я надеялся, что тем, кто устроил засаду, надоест пребывание в лагере. Стратегия, с помощью которой я поставил животных вне опасности, могла сработать, лишь бы только они не потеряли терпение и не вернулись в лагерь.

Захват разведчика может иметь двойную выгоду, размышлял я, продолжая свой поиск. Если человек не вернется, они могут послать другого - еще одна добыча - или подумают, что им тут грозит опасность, и уйдут.

Я спустился к реке и увидел там следы, оставленные бандой, когда она ехала к нам. Я вволю напился, перевернул носом один из камней, достал тамошнего жителя из его норки и закусил. На настоящую охоту не было времени, а тело требовало топлива.

Начало смеркаться, а я все еще бегал туда-сюда, подгоняемый запахом, глазами и ушами. Ход вражеского отряда легко прослеживался, хотя с тех пор прошло много часов. Но я до сих пор не нашел следов разведчика. Затем я вспомнил, что среди всех запахов один возникал снова и снова. Запах каза.

Я ошибочно связал его со старым следом, а ведь он был силен, как свежий. Я решил исследовать его поближе. Пятно на влажной почве объяснило мне все.

Оно сильно пахло казом, но отпечаток не был сделан копытом каза и вообще не походил на след какого-либо животного. Я в отчаянии сунул в него нос и глубоко втянул запах. Он был так силен, что почти забивал все остальные, потому что там были еще два запаха. Я снова принюхался. Сквозь сильный до зловония запах каза пробивался запах какой-то травы и человека. Вроде бы человек, желающий избежать тех, кому запах служит сильным помощником, натерся травой, чтобы отбить собственный запах, а затем надел сверху что-то пахнущее казом. Это могло быть ответом на загадку, и я принял такой ответ. Значит, следовать за этим "казом"…

Все еще сомневаясь в своих способностях пользоваться инстинктом барска, я двинулся дальше в своих рассуждениях. Возможно, животных нашей труппы можно таким образом одурачить. За этим стоял Озокан или офицер, принявший теперь командование. Они были умны и использовали этот способ как раз против того, что сделал я - против преследования. Я побежал по следу, идущему от этого неясного отпечатка. Запах был мучительно сильным, но я время от времени различал в нем другие запахи и не рисковал бежать за "казом" по прямой, потому что он то и дело пересекал ранние следы настоящих казов, очевидно, тех, на которых ехали отверженные.

Сумерки сгущались. След каза по-прежнему вел на запад, теперь уже по более открытой местности, где было очень мало укрытий и преследователя легко увидеть. Я сел и послал мысленный зов.

Первым ответ пришел с севера - либо Борба, либо Ворс. Я попытался спросить:

– Существо пахнет казом, но не каз. Где?

– Не каз? - ответили вопросом.

– Пахнет казом, но не каз, - повторил я.

– Нет, - был выразительный ответ.

Я снова послал зов и получил слабый ответ.

– Каз, но не каз?

– Каз… да…

Я повернул на юг. Может, это был фальшивый след, но я должен был проверить. И тут я открыл, что тот, за кем я охотился, был мастером в этой игре, потому что я снова дошел до свежей и резкой вони каза. Я так обрадовался, что нашел искомое, что подбежал и глубоко втянул в себя запах, прежде чем понял опасность.

Резкая боль заполнила мой нос, я подскочил вверх, затем сунул нос в землю, тер его лапами. Гнусный запах так пристал ко всей голове, что мои глаза наполнились слезами.

Я катался по земле, зарывал в нее нос, скреб его, пока тупыми когтями не порвал кожу. Я не чувствовал более никакого запаха, кроме этой вони, которая, казалось, стала частью моей плоти. И меня так тошнило, что я крутился и терся мордой об землю, пока, наконец, не заставил себя вспомнить, встал, и меня сразу вырвало.