Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

До этого мгновения он все делал, не раздумывая — как в тренажере. И только теперь, отбросив красный колпачок, он словно очнулся: «Пожар? Не может быть…»

Не веря, он перевел взгляд на сигнальное табло. «Пожар третьего двигателя… Сообщить!» — сообразил он.

Левой рукой на штурвале он нащупал кнопку передатчика, нажал и… Ни слова. В горле вдруг образовался густой, вязкий комок.

«Молчат… Не видят?» — подумал он. В следующее мгновение мысль об экипаже, о том, что все они трое, Сударев, Витковский и Невьянцев, точно так же, как он сам, окаменев от неожиданности, ждут, что скажет, что сделает он, командир, заставила выключить пожарный кран, а этот, неизвестно откуда взявшийся в горле вязкий комок проглотить.

— Колпашево, — сказал он хриплым, каким-то чужим голосом и сообразил, что нужно еще включить огнетушители, тумблеры которых, запломбированные и зафиксированные красными защелками, расположены на потолке, над головой. И важно, крайне важно, вспомнил он, эти пожарные тумблеры не перепутать — иначе выйдут из строя сразу два двигателя: один от пожара, а второй от противопожарной системы.

Он дотянулся до нужной защелки, оборвал пломбировку и перебросил тумблер в рабочее положение. И одновременно, овладев, наконец, голосом, сообщил на землю:

— Колпашево, 75410, пожар третьего двигателя!

Собственно, пожар, если он случится, должна тушить автоматика, пилотам или бортмеханику надо только продублировать — вдруг автомат по каким-то причинам откажет или запоздает. Но на этот раз автоматика сработала четко, и табло погасло даже раньше, до того как Селезнев включил огнетушители вручную.

Диспетчер Колпашевского РДП то ли не понял, то ли не поверил…

— 75410, доложите траверс.

— Балда! — дал разрядку нервам Селезнев. — Сообщи, штурман…

Он не успел закончить приказ, что именно нужно сообщить колпашевскому диспетчеру, как загорелась лампа «Число М» [10] Эта лампа загорается при достижении максимально допустимой для самолета скорости пикирования (так называемое число Маха). : тех пяти-шести секунд, которые потребовались пилотам, чтобы выключить загоревшийся двигатель и потушить пожар, оказалось достаточно, чтобы самолет вошел в пике и скорость превысила допустимую.

— Никита! — крякнул командир, и они вдвоем навалились на штурвалы, задирая нос машины вверх.

Хлопнула дверь — это прибежал из кухни бортмеханик, понявший по изменившемуся шуму двигателей, что с самолетом неладное.

— Что?

Один взгляд на приборы и УПРТ [11] Так летчики называют рукоятки управления режимом двигателей (по первым буквам: «Угол поворота рычага топлива»). — все ясно: третий зафлюгирован. Дима едва успел втиснуться на свой такой неудобный и узкий стульчик между кресел пилотов, как Никита, пытавшийся в это время разглядеть через стекла кабины — виден ли огонь, или дым, — очевидно, боковым зрением заметил новый красный сигнал и крикнул: «Горит!»

Командир увидел вспышку нового красного табло раньше Сударева, однако то ли потому, что бортмеханик был уже на месте и двигатели — его забота, а скорее из-за какого-то подсознательного чувства ненормальности в этой пожарной ситуации, удержал руки на штурвале и даже крикнул: «Дима!..»

Но Дима уже ткнул красную кнопку второго двигателя, а дальше, работая двумя руками, повторил все операции, проделанные до этого командиром и вторым пилотом: аварийный «флюгер», кран останова, пожарный кран… На этот раз, однако, табло «Пожар 2-го двигателя» не погасло даже после ручного включения противопожарной системы, и бортмеханик потянулся к тумблеру «2-я очередь» — на каждом крыле Ил-18 рас положены по две группы огнетушителей, по комплекту на двигатель, однако при необходимости, если пожар не гаснет, их можно разрядить по очереди на один и тот же мотор. Но в этом случае крыло останется без огнетушителей, и, если загорится на этом крыле второй двигатель, тушить его уже будет нечем.

— Стой! — ухватил командир Диму за рукав. — Дуй в салон, смотри, есть ли дым.

Из пилотской кабины внутренние, ближние к фюзеляжу двигатели, а именно на них случился пожар, не видны.

Дима все понял, повернулся и буквально перепрыгнул через свое сиденье, на котором он так и не успел поднять спинку.

— Стой! — еще раз крикнул командир. — В салоне никаких дерганий. Улыбайся, черт тебя побери!

— Понял, командир, — сказал Дима, и на его бледном лице появилась вымученная улыбка.

— Балда! — выругался командир. — Сядь на место.

Он резким движением переключил рычажок на абонентском щитке в положении БП и крикнул:

— Люся!

К счастью, Кирьянова была на кухне.

— Да, командир.

— Вот что, мать. Глянь-ка осторожно, чтобы пассажиры не заметили… А, черт!

Табло «Пожар 2-го двигателя» погасло.

— Что, командир? — В голосе Людмилы слышна была тревога. — Что случилось? Почему мы так…

— Отвяжись, не до тебя. Потом объясню.

Вызывал колпашевский диспетчер:

— 75410, почему не докладываете о прохождении траверса? Вы у меня на траверсе, удаление…

— Колпашево, докладывает командир 75410. Пожар второго и третьего двигателей!

— А?.. — голос диспетчера осекся.

— Пожар ликвидирован, идем на снижение.

— Вас понял, — пришел в себя диспетчер. — Принимаю меры.

22 часа 42 мин.

Москва, Центральная диспетчерская Аэрофлота

Выслушав сообщение новосибирского диспетчера, Козырев нажал на кнопку связи с руководителем полетов — тот в это время с кем-то разговаривал, однако в ЦДС было установлено твердое правило: в особых случаях на связь с руководителем полетов выходит любой диспетчер, обрывая любой разговор. Для этого и есть у каждого на его селекторе особая кнопка-клавиш.

Услышав вызов, Владимир Павлович глянул через стеклянную стену вдоль зала — кто? Увидел встревоженное лицо Козырева и переключился:

— Слушаю.

— Особой срочности: пожар двух двигателей, Ил-18, в районе Колпашево, ГРДП Новосибирск, — услышал он голос Козырева. — Самолет идет на снижение.

Владимир Павлович бросил взгляд на электронную карту — куда сажать? Под всеми городами Центральной и Западной Сибири горели красные индикаторы. Но сажать-то надо немедленно!

— Толмачево примет?

— Выясню, Владимир Павлович.

— Пожар ликвидировали?

— Не сообщили. Выясню.

— Ищите посадку!

Порядок, регламент оповещений особой срочности в ЦДС разработал до мелочей, и все же в каждом случае, не так уж они, к счастью, часты, выплывает что-нибудь непредвиденное.

Пока Владимир Павлович принимал доклад «восточного» диспетчера, его левая рука уже тянулась к группе белых телефонов прямой правительственной связи, где в центре, чтоб заметней, находился аппарат с надписью «Министр ГА».