Фрэнк Херберт - Ловец душ

Катсук чувствовал, что обливается потом. Изнутри и снаружи его обжигал холод. Перед напором этого духа невозможно было устоять. Он заглядывал в самые глубины его сознания. Это одновременно и подавляло, и унижало. Этот дух буквально пробивал духовное естество индейца, его глубинную суть. Катсук ощущал вибрации ночи, чувствовал всю необычность и ужас этого мгновения разговора с духом. Тот захватил сетью громадную часть его вселенной, его мира, и содрогал ее своими замечаниями. Причем, духу даже было все равно, хочет ли Катсук внимать ему. Он только говорил и говорил. Дух не предлагал ему что-либо делать, только слушать. Его послание было словно выбитым в камне.

И после всех своих безумных слов дух сказал одну простую вещь:

– Если ты не отказался от своего решения, сделай все так, как мужчина поступает с мужчиной.

Трясясь от страха, Катсук не мог сомкнуть глаз в темноте.

Хокват повернулся, что-то пробормотал, потом сказал ясным голосом:

– Катсук?

– Я здесь, – ответил тот.

Но мальчик говорил это во сне.

– Приблизительно тридцать тысяч лет назад, – сказал Катсук, – лава была вытолкнута сюда, в дыру, расположенную где-то в середине склона.

Он указал большим пальцем через плечо.

– Лава застыла громадными глыбами, которые вы, глупые Хокваты, называете индейскими слезами. Дэвид глянул вверх, в сторону гор, которые сияли в утреннем солнце, стоящем над рощей тсуг. Горы стояли, будто каменная колоннада. Над ними плыли тучи. На южной стороне горного склона был след морены. Река текла у самого подножия горы, но ее шум заглушался ветром, безумствующим и деревьях.

– А сколько сейчас времени? – спросил Дэвид.

– Хокватского времени?

– Да.

Катсук оглянулся на солнце.

– Около десяти утра, а что?

– Ты знаешь, чем я занимался дома в это время?

Катсук глянул на Хоквата, чувствуя, что мальчишке хочется выговориться. А почему бы и нет? Если Хокват сейчас станет говорить, его дух будет хранить молчание. Катсук кивнул и спросил:

– Так чем бы ты занимался?

– Я бы учился играть в теннис.

– Теннис? – Катсук покачал головой.

Индеец сидел сейчас на корточках у склона. В левой руке он держал длинный обломок коричнево-черного обсидиана. Упираясь этой рукой в бедро, он ударил по обсидиану кремнем. Звук удара зазвенел в чистом, свежем воздухе. При этом возник запах паленого, который Дэвид сразу же унюхал.

– Значит, теннис, – повторил Катсук. Он попробовал представить мальчика взрослым мужчиной – избалованным и богатым пустоголовым типом из армии плейбоев. Потерявший невинность. В черно-белой униформе для вечерних приемов. С черным галстуком-бабочкой. Модно подстриженный завсегдатай ночных клубов.

Но была возможность не дать ему возмужать.

– А потом я шел плавать в нашем бассейне, – сказал Дэвид.

– А ты не хочешь поплавать тут, в реке?

– Слишком холодно. У нас вода в бассейне подогревается.

Катсук вздохнул и вернулся к своему делу. Обсидиан уже начал принимать нужную форму. Скоро он станет ножом.

Еще через какое-то время Дэвид попробовал проникнуть в тайну настроения своего похитителя. Они и так долго молчали, когда пробирались сюда, к горному склону. Это заняло целый день. В кармане у Дэвида было десять камешков – десять дней. Те несколько предложений, которые сказал Катсук за все время, становились все более мрачными, короткими и отрывистыми. Катсук был поглощен новыми мыслями. Неужели его дух потерял силу?

Дэвид уже и не думал о побеге. Но если сила Катсука уменьшилась…

От обсидианового обломка откололся большой кусок. Катсук поднял его, повертел в руках, осмотрел.

– Что ты делаешь? – спросил Дэвид.

– Нож.

– Но ведь ты забрал… мой нож.

Дэвид поглядел на пояс Катсука. Расселовского ножа там не было во время всего перехода через горы, но мальчик подумал, что нож может лежать у индейца в сумке.

– Мне нужен особенный нож, – ответил Катсук.

– Зачем?

– Чтобы сделать для себя лук.

Дэвид кивнул, потом снова спросил:

– Ты уже бывал здесь раньше?

– Много раз.

– Ты делал здесь ножи?

– Нет. Я приводил сюда хокватов, чтобы те искали красивые камешки.

– Они делали здесь каменные ножи?

– Может и так.

– А откуда ты знаешь, из какого камня можно делать нож?

– Мой народ тысячелетиями делал ножи из здешних камней. Обычно они приходили сюда раз в год. Так бывало до того, как хокваты принесли с собой сталь. Вы называете эти камни обсидианом. Мы называем их «Черным огнем» – КЛАЛЕПИАХ.

Дэвид молчал. Но где же был его нож марки «Рассел»? Катсук отдаст его или нет?

За ночь в силки, поставленные Катсуком, попался кролик и две небольшие куропатки. Индеец снял с кролика шкуру с помощью остроконечного коричнево-черного камня, а потом приготовил в земляной яме, на костре, куда он бросал куски горной смолы. Смола давала жаркое, почти без дыма, пламя.

Дэвид обглодал кроличью лапку и стал жевать мясо, наблюдая за тем, что делает Катсук. У серого кремневого рубила в правой руке Катсука был узкий край. Им индеец резко и уверенно ударил по куску обсидианового стекла. Полетели искры. В воздухе сильно запахло серой.

Призвав на помощь всю свою храбрость, Дэвид спросил:

– А где мой нож?

Катсук подумал: «Умный, хитрый хокват!» А вслух сказал:

– Лук я должен делать так, как делали его в старину. Сталь не должна касаться его древка.

– Так где же мой нож?

– Я выкинул его в реку.

Дэвид отбросил в сторону кроличью лапку, вскочил на ноги.

– Но ведь это же мой нож!

– Успокойся, – сказал Катсук.