Фрэнк Херберт - Мессия Дюны

Ганима была больше похожа на свою мать. У девочки были такие же рыжие волосы и разрез глаз, как у Чани. Ганима трезво смотрела на трудности, приспосабливаясь к ним, и не раз говорила, что если Лето поведет, то она без колебаний последует за братом.

Лето же был готов повести их навстречу опасности.

Не раз и не два Стилгар думал о том, чтобы поделиться этой проблемой с Алией. Он не стал этого делать, потому что принцесса Ирулан бегала к Алие с любой мелочью. Придя к такому решению, Стилгар внезапно осознал, что в суждениях Лето об Алие есть немалая доля истины.

Она походя и грубо использует людей, думал он. Она использует, как неодушевленный предмет, даже Дункана. Можно ожидать, что в один прекрасный день она, не колеблясь, отдаст приказ о моем устранении. Она выбросит меня, как ненужный хлам.

Тем не менее он усилил охрану и постоянно обходил посты, придирчиво вникая в каждую мелочь. Ум его смущали мысли и сомнения, посеянные Лето. Если нельзя держаться за традиции, то где та скала, на которую можно бросить якорь своей жизни?

В тот день, когда состоялось большое собрание по поводу приезда госпожи Джессики, Стилгар видел Ганиму, стоявшую рядом с бабкой у входа в Палату Собраний сиетча. Было еще рано, Алия еще не приехала, и толпа ожидала ее прибытия, бросая скрытые взгляды на бабушку и внучку, проследовавших в палату.

Притаившись в темном алькове, Стилгар наблюдал за ними, отделенный от Джессики и Ганимы проходящей мимо толпой. Он не мог расслышать их голосов из-за ропота толпы. Сегодня здесь собрались представители многих племен, чтобы приветствовать возвращение прежней Преподобной Матери. Однако Стилгар во все глаза рассматривал Ганиму. Какие у нее живые глаза! Эта живость зачаровала старого воина. Темно-синие, твердые, вопрошающие, трезвые глаза. А как она резким поворотом головы отбрасывает волосы с плеч! Это же Чани. То было истинное духовное воскрешение, сверхъестественное сходство.

Стилгар переместился ближе и встал в другом алькове.

По способности Ганимы трезво наблюдать и делать выводы Стилгар не мог бы поставить рядом с ней ни одного ребенка, за исключением ее брата. Кстати, где Лето? Стилгар оглянулся на запруженный людьми проход. Охрана немедленно подняла бы тревогу, если бы что-то случилось. Стилгар покачал головой. Эти близнецы сведут его с ума. Они постоянно нарушают его душевный покой. Иногда Стилгар почти ненавидел этих детей. Можно ненавидеть родственников, но кровь (и ее драгоценная вода) требуют моральной поддержки и постоянной заботы. Эти брат и сестра — его ответственность, которую никто не в силах с него снять.

Из пещеры Палаты Собраний лился просеянный пылью коричневатый свет, оттенявший силуэты Ганимы и Джессики. Свет коснулся плеч девочки и снежно-белой накидки на ее плечах, придав неописуемый оттенок ее волосам, когда она обернулась к проходу и посмотрела на толпу.

Зачем Лето смутил мой покой своими сомнениями? — подумал Стилгар. Мальчик сделал это обдуманно и с ясным намерением. Может быть, Лето хотел, чтобы я хоть в малой степени разделил с ним его ментальный опыт? Стилгар знал, в чем состоит разница между близнецами, но не был в состоянии мышлением постигнуть, в чем именно состоит это знание. Он не воспринимал утробу матери как узилище бодрствующего сознания — сознания, которое оживает со второго месяца с момента зачатия, как ему сказал Лето.

Мальчик однажды сказал ему, что его память подобна «внутренней голограмме, которая увеличивается в размерах и охватывает все больше и больше деталей с момента потрясения, связанного с упомянутым пробуждением, но не меняет своей формы и контуров».

Сейчас, когда Стилгар наблюдал за Ганимой, он вдруг впервые понял, что значит жить в такой паутине памяти, не будучи способным спрятаться в уединенном уголке сознания. Столкнувшись с таким состоянием, человек должен интегрировать в свою психику безумие, быстро отобрав и отвергнув негодные из множества одновременно поступающих предложений, в которых ответы менялись гораздо быстрее, чем вопросы.

В таком мире не может существовать застывшая традиция. На двуликий вопрос не может существовать однозначного ответа. Что в таких условиях действует? То, что не действует. Но тогда что же не действует? То, что действует. Смысл ясен. Это тот же смысл, который содержится в старой фрименской загадке: «Что приносит жизнь и смерть?» — «Ветер Кориолиса».

Зачем Лето хотел, чтобы я это понял? — спросил себя Стилгар. Из своих осторожных расспросов Стилгар знал, что близнецы одинаково смотрели на свою особенность; для них это был источник огорчений. Родовой канал для таких — это путь бегства , подумал он. Невежество уменьшает потрясение такого опыта, но близнецы были лишены этого спасительного невежества. На что похоже ощущение, когда живешь, все зная о тех вещах, которые могут происходить не так, как надо? Это — постоянное столкновение с сомнениями. Твое отличие постоянно будут высмеивать сверстники. Какое это удовольствие оскорблять других даже намеком на такое неравенство. «Почему я?» — вот первый же вопрос жертвы, на который никто никогда не даст ответа.

А о чем спрашиваю себя я? — подумал Стилгар. Кривая усмешка коснулась его губ. — Почему я?

Дети предстали перед ним в совершенно новом свете. Теперь Стилгар понимал, почему они, не колеблясь, подвергают опасности свои детские несовершенные тела. Ганима очень кратко и точно сформулировала причину, когда однажды Стилгар отчитывал ее за то, что она взобралась на отвесную западную стену сиетча Табр.

— Почему я должна бояться смерти? Я уже бывала там и не один раз.

Как могу я взять на себя дерзость чему-то учить таких детей? — подумал Стилгар. — Кто вообще может набраться такой дерзости?

Как это ни странно, но мысли Джессики во время разговора с внучкой текли по тому же руслу. Она думала о том, как трудно должно быть зрелым человеком в детском теле. Разум должен знать, что тело способно совершить какое-то действие, только в этом случае оно должно ему обучаться — так формируются телесные ответы и рефлексы. Детям доступна практика Бене Гессерит по достижению прана-бинду, но даже эта техника предусматривает, что разум может подниматься на недоступные для тела высоты. Именно поэтому Гурни с таким трудом выполнял приказы Джессики.

— Стилгар смотрит на нас из алькова, — сказала Ганима.

Джессика не обернулась. Ее смутили интонации голоса внучки. Девочка любила старого фримена, как родного отца. Она любила старого воина даже когда пренебрежительно о нем отзывалась или поддразнивала его. Понимание этого заставило Джессику в новом свете взглянуть на старого наиба и в образах гештальт-психологии увидеть то, что объединяет детей со Стилгаром. Кроме того, Джессика поняла, что наиб на слишком-то одобряет нововведения на Арракисе, которые очень по нраву ее внукам.