Йен Макдональд - Слеза

— Да плевать мне, что там с ними станет! — Ханней всегда был тишайшим и скромнейшим из людей; гениальным и в то же время стеснявшимся своих способностей. Теперь же, испуганный, беспомощный перед лицом космоса, по которому катились гравитационные волны неведомой, могучей армии, он взорвался гневом. — Я должен узнать, что произойдет с нами!

— Мы переносим все разумы на корабли, пригодные к межзвездному переходу, — Сугунтунг ответил только Торбену.

— Говоря «переносим», вы имеете в виду «копируем», — произнес Торбен. — А какая судьба ждет брошенные оригиналы?

Связной не ответил.

Етгер нашел Торбена зависшим в воздухе над обзорной площадкой. Тот изредка подергивал хвостом, и этого вполне хватало, чтобы бороться с ничтожно слабой гравитацией.

— Где твои вещи?

— У меня в комнате.

— Корабль отбывает через час.

— Знаю.

— Тогда тебе, должно быть, стоит…

— Я не улетаю.

— Ты что?

— Не полечу с вами. Я остаюсь здесь.

— Спятил?

— Я уже говорил с Сугунтунгом и Сериантеп. Все в порядке. Есть и другие, кто отказался покидать колонии.

— Ты должен пойти с нами. Нам понадобится твоя помощь, когда они придут…

— Девяносто часов и двадцать пять минут на то, чтобы спасти мир? Не думаю, что это возможно.

— Но это твой дом.

— Нет. Не после вот этого. — Торбен извлек сложенную записку из потайного кармана и, зажав между пальцами, протянул ее Етгеру.

— Ого.

— Именно.

— Но ты погибнешь. Мы все уже мертвы, ты же понимаешь.

— Более чем. За те несколько минут, что пройдут для меня, пока мы достигнем следующей точки, куда прыгнет флот Анприн, ты успеешь состариться и умереть несколько раз. Я все понимаю, но у меня больше нет дома.

Етгер отвернул лицо, чтобы не выдавать своей грусти, а затем крепко сжал Торбена и с пылом поцеловал.

— Прощай. Может, еще увидимся в следующей жизни.

— Не думаю. Боюсь, у нас есть только одна. И тем больше у меня оснований, чтобы успеть побывать там, куда еще не ступала нога человека.

— Что ж, может, и так, — расхохотался Етгер, но в его смехе сквозили слезы. Затем он резко оттолкнулся от пола и умчался, увлекая за собой крошечный мешочек с пожитками, привязанный к лодыжке.

Целый час он разглядывал море и размышлял о том, что мог бы вот прямо сейчас убраться с колонии, навсегда оставив в прошлом фрактальные узоры волн, ритмичный гул и неожиданно налетающие микробури, вздымавшие огромные волны, столь медленно обрушивавшиеся вниз. Он понимал глубокую гармонию мелодии океана. И жалел, что ни один из его Аспектов не умел обращаться с музыкальными инструментами. Впрочем, только хор, только полный ансамбль мог бы воспроизвести ритмы плещущейся воды.

— Все готово.

Пока Торбен просчитывал мелодию моря, Сериантеп колдовала над умной бумагой, из которой был склеен Гостевой Дом. Наконец ей удалось создать водоем, колодец в полу террасы.

«Когда я уйду, восстановится ли пол? — почему-то от этой простой мысли Торбену стало страшно. — Вернется ли здание к прежнему состоянию или оно всегда было просто телом Сугунтунга?»

Одним легким движением Сериантеп сбросила с себя полупрозрачные одежды. Их тут же с жадностью поглотил пол. Обнаженная и бескрылая в этом своем воплощении, она шагнула спиной в бассейн, ни на секунду не сводя глаз с Торбена.

— Спускайся, когда будешь готов, — сказала она. — Мы не причиним тебе боли.

Она легла на воду. Ее волосы заколыхались, свернулись клубком и расплылись, когда Сериантеп начала распадаться. В этом процессе не было ничего жуткого: ни сползающей кожи, ни вываливающихся кишок, ни усмехающегося скелета, растворяющегося с шипением натриевой таблетки. Просто вспышка света и разбегающиеся нити. Волосы исчезли последними. Торбен скинул с себя одежду.

Я ухожу. Так будет лучше. Может, и не для тебя. Но для меня. Понимаешь, я думала, что не возражаю, но на самом деле это было не так. Ты слишком быстро отказался от всего, словно наши отношения ничего не значили. И удрал в космос. А у меня появился другой. Кьатай. Я не могла не слышать, что он говорит, и когда ты перестал отвечать, его слова обрели смысл. Да, может быть, во мне говорит обида. Во всяком случае, мне стоит признать одно: нам было хорошо с тобой. Но с ним я обрела все и нашла смысл жизни. Думаю, я счастлива. Извини, Торбен, но я приняла решение.

Записка спланировала по воздуху осенним листом, чтобы присоединиться к нескольким сотням, уже устилавшим пол. Торбен коснулся воды и отдернул ногу. Вначале испугавшись кольнувшего его электрического разряда, он рассмеялся и, сделав глубокий вдох, а после полностью освободив легкие, бросился в бассейн. Нити облепили его тело и начали разбирать его на части. Когда «Спокойная Тридцать Три» уже покидала орбиту Теяфай, оставляя космический лифт торчать подобно перерезанной артерии, днище Гостевого Дома раскрылось, и кровавая слеза полетела к колышущемуся внизу морю.

Джедден падал восемьдесят лет, мертвый, как камень, бесшумный, точно солнечный луч. Каждые пять лет, сводившиеся к нескольким минутам субъективного времени при с околосветовой скоростью, он включал свои органы чувств и отправлял назад пучок фотонов, чтобы узнать — продолжает ли охотник свое преследование.

Искаженные красным смещением практически до неузнаваемости, фотоны возвращались и сообщали: да, он все еще здесь, погоня не прекратилась. Тогда Джедден вновь закрывал органы чувств, чтобы хоть на краткий миг забыть о том, как выглядит гамма-излучение энергетических полей охотника. Минуло уже несколько десятилетий с тех пор, как беглец рискнул воспользоваться скалярным двигателем. Искажения в пространственно-временном континууме, вызываемые этим устройством, кричали о его местонахождении на весь сектор. Поэтому он включал двигатель на краткий миг, предельно нагружая его и разгоняясь почти до опасного уровня, за которым его масса стала бы ничтожно мала и торможение было бы уже невозможно. Затем он погружался во тьму, стремительно и молча убегая на таких скоростях, что долгие годы сжимались для него в один час.

Между краткими пробуждениями Джедден видел сны. Он грезил о миллиардах разных жизней, о многочисленных расах и цивилизациях, встреченных Анприн за время долгого путешествия. Глубина истории этого народа поражала так же, как если бы вы, скажем, плыли через зеленые воды лагуны и вдруг увидели под собой синеву континентального шельфа. Задолго до того, как их миры окружили целую звезду настолько, что снаружи было видно лишь слабое инфракрасное излучение, задолго до того, как они вообще прибыли в ту систему и обрели ниточную структуру, Анприн были общительным, любознательным народом и обладали телами. Их интересовали сходства и различия между остальными подвидами Панчеловечества. В спиновых состояниях квантового льда, составлявшего душу Джеддена, хранились записи о сотнях различных цивилизаций. Культуры, обычаи, пути развития — все это было прописано в таких подробностях, что, пожелай он того, Джедден мог потратить миллиарды лет, проживая симулированные жизни. Анприн отправили в тысячелетнее путешествие свой первый исследовательский корабль «Эккад» на солнечном парусе за три сотни лет до того, как начали разрабатывать луну родного мира. Потом, когда они начали превращать астероидный пояс в систему колоний, им пришлось пережить жестокую, затянувшуюся на двадцать тысяч лет войну с прежде неизвестной цивилизацией Окранда. Обреченные на уничтожение окрандцы успели отомстить, превратив собственную планету своих врагов в обугленную каменную глыбу. Впрочем, в результате Анприн переняли у них красивую, но безумно запутанную иерархию каст, общественных статусов и систему законов, разработанную обитателями оформленных в барочном стиле пещер астероидов.