Станислав Лем - Кибериада. Сказки роботов [сборник litres]

Трурль, разгневанный этой речью, затащил модель обратно в чулан и, хотя она истошно верещала о суверенности разума, независимости свободной индивидуальности и праве на личную неприкосновенность, выключил у нее усилитель разумности и украдкой, озираясь по сторонам – не увидел ли кто? – вернулся домой. Насилие, учиненное над Блаженным, наполнило его чувством стыда; усевшись опять за книги, он казался себе почти что преступником.

«Не иначе проклятье какое-то тяготеет над конструкторами Всеобщего Счастья, – подумал он, – если любая, даже предварительная, попытка кончается мерзким поступком и жестокими угрызениями совести! Черт меня дернул построить Блаженного с его Предустановленной Гармонией! Нужно выдумать что-то другое».

До сих пор он испытывал модели одну за другой, поочередно, и на каждую пробу уходила бездна времени и материала. Теперь же решил он поставить тысячу экспериментов одновременно в масштабе 1:1 000 000. Под электронным микроскопом поштучно скрепил он атомы так, что получились созданьица ненамного крупнее микробов, именуемые ангстремиками; четверть миллиона таких существ составляли культуру, которая затем волосяной пипеткой переносилась на предметное стекло. Каждый такой микроцивилизационный препарат невооруженному глазу представлялся серо-оливковым пятнышком, разглядеть же подробности можно было лишь при самом сильном увеличении.

Всех ангстремиков Трурль снабдил альтруистическо-героическо-оптимистическими регуляторами, противоагрессивной защелкой, императивом категорическо-электрическим неслыханной альтруистической мощности, а также микрорационализаторами с глушителями ереси и ортодоксии, дабы фанатизму, каков бы он ни был, отнюдь не потворствовать. Культуры он накапал на стеклышки, стеклышки поскладывал в стопки, стопки – в пакеты; разложил все это по полкам цивилизационного инкубатора и запер его на двое с половиною суток, прикрыв предварительно каждую микрокультуру стерильно чистым лазурным стеклом – небесами туземного общества; а затем через капельницу снабдил туземцев пищей и сырьем для производства того, что consensus omnium [37] всеобщее согласие (лат.). сочтет наиболее нужным. За развитием, которое энергично пошло на всех этих стеклышках, он не мог, разумеется, следить повсюду одновременно; поэтому он брал первую попавшуюся культуру, дышал на окуляр микроскопа, протирал его чистой фланелью и, затаив дыханье, разглядывал ход истории, словно Господь Бог, взирающий на свое творение с заоблачных высей.

Триста препаратов вскоре испортились. Симптомы были повсюду схожи. Сперва культурное пятнышко стремительно разрасталось, пуская в стороны тоненькие отростки, потом над ним появлялся едва заметный дымок, или, скорее, облачко пара, сверкали микроскопические вспышки, микрогорода и микрополя покрывались фосфорической сыпью, после чего культура с легчайшим треском рассыпалась во прах. Применив восьмисоткратное увеличение, в одном из таких препаратов он разглядел почерневшие развалины и пепелища, а среди них – обугленные обрывки знамен; надписи на знаменах, ввиду их малости, не поддавались прочтению. Все эти стеклышки он немедля повыбрасывал в мусорную корзину. Не везде, однако, дело обстояло так плохо. Сотни культур устремлялись ввысь и бурно росли, а когда им уже не хватало места, он переносил их порциями на другие стеклышки; три недели спустя процветающих культур набралось 19 000 с лишком.

Следуя плану, который показался ему гениальным, Трурль не давал прямых директив о переходе ко Всеобщему Счастью, а только привил ангстремикам гедотропизм, и не в одной, но во множестве форм. В некоторых культурах он снабдил каждого ангстремика гедогенератором, в других расчленил таковой на части, разбросанные по отдельным индивидам: здесь для счастья требовалось слияние в рамках социальной организации. Ангстремики, созданные первым способом, упивались счастьем каждый сам по себе, взахлеб, и в конце концов тихонько лопались от переизбытка блаженства. Второй метод принес плоды побогаче. Выросшие на стеклышках цивилизации выработали богатейшие социотехнические приемы и культурные установления. Препарат № 1376 изобрел Эмулятор, № 2931 – Каскадерство, а № 95 – Порционную Гедонистику в рамках Лестничной Метафизики. Эмуляты соперничали между собой в добродетельности, разделившись на гурианцев и вигов. Первые полагали, что нельзя познать добродетели, не зная греха (иначе как отграничить одно от другого?), и потому предавались различным порокам, одному за другим, согласно каталогу, питая искреннее намерение отречься от них в Нужный День. Однако подготовительную стажировку гурианство сделало целью: так по крайней мере утверждали виги. Победив гурианцев, они провозгласили вигорианство – культуру, основанную на 64 000 запретов, безусловных и крайне серьезных. Запрещалось грабить и бабить, гадать и бодать, сидеть на золе, плясать на столе, рявкать и чавкать, влезать и врезать; но постепенно все эти табу расшатывались и ниспровергались одно за другим, ко всеобщему и все возрастающему удовольствию. Когда, через короткое время, Трурль осмотрел эмулятский препарат, его встревожила всеобщая беготня: все носились как бешеные, ища какого-нибудь ненарушенного запрета, но, увы, – ни одного уже не осталось. И хотя кое-где еще бабили, грабили, рявкали, чавкали, врезали из-за угла и влезали на каждого, кто подвернется, радости от этого было – кот наплакал.

Занес тогда Трурль в лабораторный журнал следующую сентенцию: там, где все можно, ничто не радует. В препарате № 2931 обитали каскадийцы, племя, исполненное добродетели, свято хранящее множество идеалов, как-то: Прадамы-Каскадерши, Пречистой Ангелицы, Благословенного Фенестрона и прочих Совершенных Существ, и всех их туземцы истово чтили, литургически боготворили и перед подобающими изображениями, в подобающих местах, подобающим манером во прахе ползали. Но не успел еще Трурль надивиться вдоволь столь небывалому Боготворению, Преклонению и Преползновению, как они, встав с колен и отряхнувши прах со своих кафтанов, принялись кумиров своих с пьедесталов стаскивать, из окон на мостовую выбрасывать, по Прадаме скакать, Ангелицу поганить, так что у наблюдателя волосы вставали дыбом. И опрокидывание всего почитаемого доселе такое приносило им облегчение, что они – хотя бы на время – чувствовали себя совершенно счастливыми. Казалось бы, им угрожала судьба эмулятов, но каскадийцы были предусмотрительнее: основанные ими Институты Сакропроектирования немедленно выпускали следующее поколение Святости и новые модели водружались на постаменты и алтари, так что эта культура носила маятниковый характер. А Трурль записал, что поругание святынь порою дает утоление, и для памяти назвал каскадийцев – опрокидами.