Виктор Сапарин - Забытый Полдень

— Ты?! — слова застряли у меня в горле.

— Я пришла сюда специально ради тебя, — сказала Наташа. — Ну, что ты смотришь на меня так, словно я сейчас растаю? Познакомься! Борис Кедров. Очень способный вулканолог.

Я с готовностью протянул руку очень способному вулканологу. После такой рекомендации Наташи он уже не казался мне неуклюжим: парень с отличной спортивной фигурой и к тому же очень скромно держится.

Я взглянул ему в лицо. Он застенчиво улыбнулся.

— Он же на Луне, — сказала Наташа. Похоже, ситуация её забавляла.

— Приятно познакомиться, — сказал я застенчивому вулканологу. — Знаешь что? — обратился я к Наташе. — Вселенная слишком огромна. Может быть, пойдём в парк? Здесь чудесный парк.

— До свидания, Борис. — Наташа бросила на вулканолога лучистый взгляд. Вулканолог покраснел. — Мы поговорим обо всём завтра.

Мы вышли.

Я не знал, что сказать. Ветви каштанов с белеющими люстрами цветов протягивались навстречу из полутьмы. На звёздном небе низко висела Луна, где находился несчастный вулканолог. Впрочем, несчастный ли? Эти застенчивые долговязые парни очень опасны.

— Как ты узнала, что я тут? — задаю я вопрос, который меньше всего меня сейчас занимал.

— Ты взбудоражил весь вулканический мир, — смеётся Наташа, и носик её морщится. — Чуть было не затмил извержение Талиабу.

Я с ужасом думаю: какого обо мне теперь мнения Наташины вулканологи? Конечно, я поразил их своей чудовищной невоспитанностью! Бедная Наташа…

— Но мне сказали, что ты на Луне, — я всё время говорю не то, что хочу сказать.

— Ты думаешь, я одна Наташа в вулканологии?

Я останавливаюсь и хлопаю себя по лбу. Только сейчас я соображаю, что справлялся всё время о Наташе, называя её просто по имени.

Наташа не сердится. Наоборот, она чем-то даже довольна. Она поправляет свою причёску. Мне невмоготу больше выяснять третьестепенные вопросы.

— Наташа… — восклицаю я в отчаянии.

С Луны, почти касающейся лапчатой ветви сосны, некто смотрит на нас, застенчиво моргая ресницами.

— Я люблю тебя! — кричу я на весь мир.

Мы стоим на краю обрыва. Внизу промелькнул огонёк — проехало что-то по нижнему шоссе. В небе прочертила след падающая звезда. Больше ничего нет. Марс смотрит на нас — красноватая сияющая точка на синем фоне. Смотрит и не видит. «Марсиане» резвятся сейчас в банкетном зале.

Мы идём по аллее.

Я стараюсь не оглядываться на Луну, где сидит в бронированном каземате долговязый вулканолог, вернувшийся, наверное, в свою лабораторию.

Я чувствую себя эгоистом. В то же время радость заливает мне грудь.

— А он ничего, этот Борис, — говорю я.

— Ничего? — возмущается Наташа. — Отличный товарищ!

— А ты не собираешься… на Луну?

— Завтра, — сообщает Наташа, — завтра вылетаю.

— Опасная работа?

— Видишь ли. Тебе я должна сказать всё! На Луне, сам понимаешь, нет таких устройств, какие ты видел у Везувия. Всё приходится делать самим. Мне предстоит спуститься в кратер.

— Лава? Температура?

— Там — газы. Скафандры, разумеется, самой совершенной конструкции. И лёгкость передвижения тоже в мою пользу. Но много неизведанного.

— А Борис?

— Он дублёр: будет дежурить наверху. Дублёр придёт на помощь, разумеется, если успеет. Но спуск совершается поодиночке. Там иначе нельзя.

«Борис, конечно, надёжный парень. Но что он может при такой технике? — думаю я. — Неуютно на Луне. Отсталый участок».

— А ты, — спрашивает вдруг Наташа с беспокойством. — Этот ваш эксперимент?

Я смеюсь. Наш эксперимент! Мы просто запишем некоторые токи человеческого мозга, возникающие при крайних напряжениях в организме, при резкой перемене условий, например при неожиданной аварии. Исследование пригодится для тренировки тех, кто будет изучать другие планеты. Мы разрабатывали аппаратуру для записи и напросились испытать её впервые на нас. Никто из испытываемых не знает, что именно произойдёт с ним. «Потерпевших», конечно, будут спасать по всем правилам современной техники.

— Ты всё-таки поосторожнее, — говорит она.

Я смеюсь. Потом целую её.

— Знаешь, что я придумал? Возьми с собой на Луну робота. Ну, гида с Везувия. Испытанный телохранитель! Хромает немножко, но ведь на Луне притяжение гораздо меньше.

— Даже лучше, что хромает, — говорит Наташа. — Он-то уж не увлечётся прыжками… Как же про него все забыли?! Списали в гиды — и из памяти вон. Ведь сейчас таких телохранителей уже не выпускают, — добавляет она. — На Земле давно обходятся без них. На Луне, конечно, другое дело…

— Ему даже не нужен лунный скафандр, — горячо подхватываю я. — Чуть что не так, он сразу просигнализирует.

— По вулканам он полазил, — соглашается Наташа. — Лучшего не сделают и через месяц даже по специальному заказу.

Я очень рад. Этому металлическому Дон-Кихоту на старости лет будет, наконец, подходящая работёнка: почище, чем на Талиабу.

Луна поднялась и светит во весь свой диск.

Я с надеждой гляжу на Луну.

Впрочем, судя по произведениям поэтов, у меня были предшественники.

Гордон захлопнул дверцу кабины и вопросительно взглянул на Кашкина. Широкое лицо того расплылось ещё шире.

«Валяй», — говорила его улыбка.

Гордон повернул ключ стартёра. Взвыли моторы, и вихрелёт, поднимая огромные клубы пыли, оторвался от земли.

Они откинулись в своих сиденьях друг против друга, как в гондоле фуникулёра. Вихрелёт шёл по крутой наклонной линии, нацеленной на мачту, установленную где-то у вершины восьмитысячника. Далёкие белые зубцы были отчётливо видны в обзорное окно на фоне столь же далёкого голубого неба.

— Поехали, — с удовольствием произнёс Кашкин.

Гордон промолчал.

Но Кашкин не мог молчать.

— Месяц испытаний — и в книжке ещё один зачёт. На восемь километров ближе к Луне. Не правда ли, напоминает настольную игру «Вверх-вниз»? Попадёшь на несчастливую клеточку — и начинай сначала, а то и другую профессию выбирай.

Гордон пожал плечами.

«Раз это необходимо, то о чём говорить», — перевёл Кашкин. Он вздохнул.

Гордон уставился в окно с таким каменным, упрямым выражением, что не могло оставаться сомнений: он-то все испытания выдержит, сколько их там ни будет.

В окне проплывали горные хребты, похожие на сросшихся и окаменелых ящеров. Между ними зеленели долины, на пологом склоне паслись овцы мирный и очень земной пейзаж.

На высоте пяти километров задул ветер: машину стало раскачивать. Вихрелёт шёл по прямой линии вдоль невидимого радиолуча, иногда повисая над пропастью, а иногда приближаясь к обледенелому выступу горы. На одном участке они попали в метель. Всё вокруг заволокло, белые сумерки перешли в ночь; в кабине зажглась лампочка.