Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 6

— Эд, вы на самом деле верите в то, что говорите? — спросил он.

— Я работал над этим всю жизнь, Джон.

— Это не ответ. Я спрашиваю, насколько точны ваши оценки того, что может случиться с человечеством после расселения в Галактике?

— Все процессы во Вселенной носят вероятностный характер, — осторожно ответил Эвери. — Всякое может случиться. Например, если человечество останется в Системе и туда неожиданно вторгнется Черная звезда…

— Интересно. Выходит, что ваши мрачные прогнозы относительно колонизации тоже могут не сбыться?

Кемаль и Торнтон одновременно подняли головы и с надеждой взглянули на Лоренцена.

— В деталях — да, — сказал Эвери с раздражением. — Но в общем, я могу предположить…

— Неужели можете? Сомневаюсь. Вселенная слишком велика, и мы слишком мало знаем о ней, чтобы распространять на нее свои доморощенные теории. Да, возможно, что где-то в Галактике у поселенцев дела пойдут неважно — но зато на другой планете колония начнет процветать.

— Я же не говорю, что мы должны вечно остаться запертыми в Солнечной системе, Джон, — торопливо возразил психолог. — Когда люди обретут необходимые нравственные качества, научатся сдержанности, станут мыслить как положено Человеку Разумному…

— То есть люди должны отказаться от звезд до тех пор, пока не будут скроены по единому образцу — вашему образцу! — резко оборвал его Лоренцен. — Вы хотите загнать нас в кельи и заставить с умным видом созерцать свой пуп, дабы таким путем идти к нравственному совершенству. А я утверждаю, что человечество таким образом только выродится, лишенное больших целей и великих свершений. Я утверждаю, что, несмотря на наши многочисленные ошибки, мы далеко ушли от полуживотного, бегавшего с дубинкой в руках всего двести поколений назад. Мне нравится человек таким, какой он есть, а не распятый на кресте ваших представлений об идеальном хомо сапиенс. Никто не позволит подгонять целую цивилизацию под единый образец, в ней всегда будут различные расы, свои герои и глупцы, еретики и бунтовщики, фанатики и мыслители. И все они необходимы человечеству — понимаете, все!

— Вы поддаетесь эмоциям, Джон, — возразил Эвери.

— Все в человеческой жизни — вопрос эмоций, этим мы и отличаемся от машин. Да, я не хочу, чтобы какая-то самозваная группка людей навязывала свою волю всем и каждому, пускай даже из самых лучших побуждений. Именно это и делаете вы, психократы. Мягко, почти незаметно — но даже из шелкового шнура можно сделать петлю для виселицы. Думаете, семьи астронавтов «Да Гама» стали счастливыми, получив вашу замечательную пенсию? Не сомневаюсь, что жены и дети этих бедных парней считают себя обездоленными! — Лоренцен обернулся к своим друзьям. — Пора решать, — сказал он взволнованно. — Я голосую за то, чтобы рассказать парламенту всю правду. Пускай люди сами решают, уходить ли им к звездам или оставаться в Системе до лучших времен. Лично для меня вопрос ясен, и я надеюсь, что многие придут к такому же выводу.

Эвери вопросительно взглянул на Торнтона и Гуммус-Луджиля.

— Я… пожалуй, с вами, — после долгих колебаний сказал марсианин. — Не знаю, чью сторону в этом споре принял бы Господь, но, по моему мнению, человек должен быть свободным.

Турок был более категоричен.

— Мне нужна маленькая ферма, дом, несколько верховых лошадей, хорошие места для охоты, — твердо заявил он. — На Земле для таких, как я, нет места, а на Марсе и Венере мне Делать нечего. Хочу, чтобы хотя бы мои праправнуки пожили по-человечески. А на ваши иезуитские страшилки, Эд, я чихать хотел!

Эвери отвернулся, почувствовав, что его глаза наполнились слезами.

— Мне очень жаль, Эд, — сочувственно сказал Лоренцен и положил ему руку на плечо.

Оставалось только вернуться в лагерь, рассказать все Гамильтону и остальным членам экипажа и направиться домой, в Солнечную систему. Чтобы избежать судьбы «Да Гама», они не будут высаживаться на дальних базах, а свяжутся по радио с парламентом. Затем, скорее всего, падет правительство Земли и психократы лишатся власти. Конечно, ни о каких репрессиях и речи не должно идти, многие из этих людей по-своему желали добра человечеству и еще могут быть полезны. Но они уже не будут преградой на пути к звездам.

— Я попрошу рорван убить всех вас, — неожиданно сказал Эвери. — Не хочу этого, но другого пути нет. Вы угрожаете будущему человечества, и я просто обязан остановить вас. Прощайте!

Он проскользнул через частокол из стволов деревьев и растворился во мгле. Вскоре на опушке замелькали тени — это рорване отходили куда-то на восток. Быть может, невдалеке от поселения были спрятаны их космошлюпки, инопланетяне собирались дать землянам серьезный бой. А возможно, они просто улетят, захватив с собой психолога.

В предрассветном небе послышался гул — это приближались челноки. Наступал решающий момент, и на кону стояло нечто гораздо большее, чем жизни нескольких десятков землян и рорван. Лоренцен поднял ружье и вместе с Торнтоном и Кемалем вышел из убежища. «Может, Эвери все-таки был прав?» — думал он, шагая к опушке рощи. Он чувствовал, что не знает до конца ответа на этот вопрос. Возможно, ответа на него и не существовало.

Дэвид Арнфельд

Если он такой истинный землянин, то почему у него нет ненависти к марсианам?

Кристин Хоторн

У нее имелся свой собственный кодекс чести, но он не мешал ей подсматривать в замочную скважину.

Севни Реджелин дзу Корутан

Антенны на лбу выдавали в нем марсианина, но дела отмечали его как друга Земли.

Фред Геллерт

А не был ли он на самом деле двумя существами или просто искусным артистом-трансформатором?

Элис Хоторн

В возрасте трех лет она стала заложницей в необычайно важной войне.

Доктор Хансен

Он не кончил бы так плохо, если бы побольше заботился о своих больных и поменьше слушал новости по радио.

Закат отгорел удивительно быстро, ночь хлынула с Атлантики и затопила весь мир. В городе мерцало несколько фонарей, но большая часть огромного пространства лежала в темноте, и, может быть, поэтому звездное небо казалось таким ослепительно ярким. Прим-Интеллект, владыка Солнечной системы, открыл окно и стал рассматривать созвездия, вдыхая теплый воздух, струившийся с бескрайних бразильских просторов. «Какой прекрасный мир, — подумал он, — какая просторная и милая планета эта Земля — она достойна битвы, достойна того, чтобы обладать ею и не выпускать из объятий, как любимую женщину».