Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 3

Фейлис постаралась забыть о гортанном бормотании рядом. Всем своим нутром она устремилась наверх. Джовейн попытался затормозить, чтобы соперник выскочил вперед, но солнечные крылья не способны опускаться прямо вниз, и Иерн быстро занял прежнее положение. Пляска в небе продолжалась.

«Кому же из них я хочу победы? И почему? Какая разница?

Иерн — мой муж, грубый, неласковый и неверный. Джовейн же… что же? Сильный, ласковый, вдумчивый, под этой броней, ох, какой же ранимый. Он любит меня. А любит ли Иерн? Джовейн по духу ближе к отцу Иерна Доналу, чем к нему самому. Куда ближе, невзирая на противоположность их взглядов на мир. Для них сила прежде всего означает обязанность. (Да, Иерн достаточно добросовестен, но он просто выполняет свой долг перед Кланом и никогда не станет искать новых приключений на свою голову. Когда мы с Джовейном тогда шли из сада, он потерял самообладание и бросил в адрес Иерна — без уважения и с горечью — "золотой мальчик".) Джовейн всегда хочет, чтобы я разбиралась в людях и событиях. Я стремилась к этому еще с юности, когда девочкой впервые усомнилась в Жезу. А потом я, как и эти двое бедных рабочих, усомнилась в том, что из абсолютной власти Кланы извлекают идеальную пользу. Джовейн сказал мне, что мы можем вновь обрести право на власть, если, подобно предкам, одарим людей чем-то новым. Они дали Земле мир и процветание. Мы можем подарить ей обновление».

Самолет Орилака повернул на север к высокому, заросшему лесом хребту. Аэроплан Ферлея, не зная жалости, преследовал его. Фейлис невольно восхитилась мастерством Иерна — он упорно преследовал своего противника, лишая его крылья света.

«А что делать, если они исчезнут из виду? Что, если случится нечто ужасное и никто ничего не увидит?»

Соперники скрылись за горизонтом. Она безуспешно пыталась вздохнуть… но что-то словно перекрыло горло…

На краю видимости — над холмами — крошечный флиттер Иерна вдруг пошатнулся. Выскользнул из тени и самолет Джовейна, поднялся, описал круг и акулой бросился вниз на соперника.

Оба исчезли из поля зрения Фейлис.

Она не могла стронуться с места и оглянулась, лишь когда вокруг поднялся крик. И вдруг ее как будто подхватили чьи-то руки.

— Скорее, скорее! Прихватите с собой аптечку! — и бросилась к верховой лошади.

Перемешавшиеся обломки усеивали далекий склон. Солнце поднялось к полудню, и стихли все ветры. Отсюда можно было видеть дома, амбары, навесы, ветряные мельницы, теснившиеся возле северного горизонта, к нему тянулись огороженные пшеничные поля. Над головой призраком промелькнул рейсовый дирижабль, отправившийся из Турнева в Марсей [49] Совр. Марсель, Франция. , и исчез.

Выпрыгивая с небольшой высоты, Джовейн сломал правую ногу. И теперь стоически покоился на траве, пока слуга его, знающий, как оказать первую помощь, обрабатывал ногу. Те же, кто приехал с Фейлис, стояли неподалеку, едва обмолвившись словом.

Иерн отделался синяками, теперь пантерой метнулся вперед и бесцветным голосом произнес:

— Мы столкнулись. Такое случается. Соберите все обломки и доставьте их в мой ангар — в утиль — для дальнейшей переработки. Пусть родича Джовейна отвезут в госпиталь. Мы с госпожой сами доберемся до дома. — Он не стал распространяться о длинном, обернутом в кусок ткани предмете, который держал в руках. Повернувшись к Фейлис, он добавил: — Прошу прощения, мадам, у меня есть для вас отдельное сообщение. — Она последовала за ним в сторону — на сотню метров. Остановившись, он обернулся к ней лицом и выпалил: — Джовейн пытался убить меня. Он задумал сделать это еще до поединка.

«Нет…» Она замерла онемев.

Стараясь скрыть от всех сверток, Иерн развернул перед нею ткань, показав Фейлис крупнокалиберную винтовку, и сразу же завернул ее.

— Она лежала в кабине, он рассчитывал воспользоваться ею, как только мы отлетим подальше, — сообщил ей Иерн. — Слышу — трах — свист. Вижу — две дырки в моем фюзеляже в нескольких сантиметрах от меня. Я поглядел, он снова целится. Стрелял, понимаешь, прямо через оболочку своего аэроплана. Что мне оставалось делать? Эти стрекозы слишком медленны, чтобы удрать от пули. Пришлось врезаться в него, потом я выпрыгнул.

Она не могла ответить, не могла даже понять, верит ли мужу Иерн громыхнул смешком:

— Мы успели обговорить все на травке, прежде чем ты по явилась. Надо отдать ему должное — несмотря на дикую боль, он выслушал меня. Я сказал, что ради чести нашего Клана не буду позорить его; итак, считаем — это несчастный случай. Но я сохраню оружие со всеми отпечатками его пальцев, а также куски пластика с пулевыми отверстиями. Интересно — подумал бы кто-нибудь искать в моем теле пулевое ранение? А он тогда просто поднялся бы выше, потом спикировал, выпрыгнул и спрятал бы винтовку. Кто заметил бы дырки на останках обоих аэропланов? И затем поведал бы тебе скорбную повесть о том, как мы случайно столкнулись… Ну, и что ты теперь думаешь о своем геанском наставнике, Фейлис?

Тьма накатывала на нее волнами.

— Что еще ты задумал? — выдавила она.

— Ничего, если он уберется восвояси, то есть к себе в замок, и займется там своими делами, не докучая нам обоим. — Иерн прижал жену к себе. После поединка от него разило потом… Ей никогда не нравился запах его тела, но в этот миг следует сдержать отвращение. — Клянусь Чарльзом! — вспыхнул Иерн. Щетина царапнула ей щеку. (Борода Джовейна казалась шелковой.) — Приобретение стоит потери — раз и навсегда отделаемся от этого сукина сына, не так ли, дорогая? Пусть слуги приберут здесь. А мы немедленно скачем галопом назад. Сейчас ты ляжешь, голубушка, и я тебя осчастливлю.

«Постараюсь изобразить радость».

Слезами капал тихий дождь в сгущающихся сумерках. Под уличными фонарями и освещенными окнами влагой отсвечивала мостовая. Здесь, в новой части Турнева, дома начали строить со времен благосостояния, крытые черепицей дома подымались на три-четыре этажа; но крутые фасады, массивные двери и ставни напоминали о временах смутных, предшествовавших процветанию. Фейлис, привыкшей к городской квартире, солнечной и современной, казалось, что на ее плечи лег тяжелый груз. Так одиноко было ей на улице в этот час среди редких прохожих, велосипедистов; по камням мостовой копыта коня выбивали мерный ритм — как на похоронах. Добравшись до цели, она взялась за дверной молоток, и невидимые пальцы стиснули ее горло.

Дверь отворилась. Заметив гребешок Таленсов на ее капюшоне, дворецкий сложил вместе ладони и низко склонился.

— Мадам почтила наш дом своим присутствием, — проговорил он с абсолютной искренностью. — Чем я могу услужить вам?

Она едва сумела выговорить: