Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 3

Борс пошелестел полученными бумажками, чтобы показать, что и впрямь не имеет выбора.

— А вы не хотите задержаться и отдохнуть, достопочтенный сэр? — спросил он, как требовал того этикет.

— Нет, сэр, приношу свою смиренную благодарность, но, к сожалению, об этом я не могу и мечтать.

Обменявшись поклонами, они отдали друг другу честь. Борс отбыл.

Орлук повернулся. Ганна ухватила его за рукав. Страх стучал в ее груди.

— Но что вы думаете об этом на самом деле? — спросила она его.

— Вай? — Он заморгал в удивлении.

— Обо всем, что кроется за этим делом? Я чувствую… предельную неправду… зло… — Последнее слово она выдавила. Истинной геанке не подобает произносить его, за исключением крайней необходимости.

Выдубленная непогодой физиономия Орлука обнаружила неловкость:

— Как так, преподобная госпожа?

— Не знаю. Все случилось настолько внезапно. И вместе с тем… Ужасные силы вырвались на свободу, они заключают преступные союзы, повсюду сеют ложь и тайну, тайну и ложь… Орлук, ветер дунул из завтрашнего дня и принес запах войны: не наших несколько битв, за которыми последует мирный договор, — нет, но жестоко и с погибелью… всего мира. Что вы скажете? Что мы можем сделать?

Капельки пота покрыли его лоб и бороду. Она заметила, как он заставил себя собраться.

— Преподобная госпожа, — выдавил он, — я почти ничего не знаю, кроме того, что уже сказал. Происходит нечто скверное, но суть еще сокрыта во мраке. — Он расправил немного сутуловатые плечи. — Пусть будет, что будет, пусть демоны вырываются из ада; я выполню свой долг, каким бы он ни оказался. Я должен ехать.

— Еще минутку, — молила она, вознесясь на духовной волне к Единому — в этот час, когда ясность разлетелась в клочья под бурей, ревущей из будущего. — У меня брат в армии. Все мы резервисты, все мы солдатаи. Когда перед битвой пробуждаются страхи, что таятся в глубинах наших сердец, — древние воспоминания о Смертных временах — войско приходит в смятение. Пророчина умеет успокаивать людей. Позовите меня.

— Преподобная госпожа!.. — Он был переполнен чувствами.

Ганна улыбнулась; теперь, когда она все сказала, покой поглощал ее, покой абсолютной решимости.

— В добровольцах недостатка не будет, — сказала она. — Мы будем биться за Гею… за все человечество, иначе Гея отбросит его — уже навсегда. Я обращаюсь к вам, потому что мы сроднились духом. Красная не может выставить большую армию и потому выступит под объединенным юанезским командованием, можете рассчитывать на меня; мне хотелось бы поехать на бой рядом с другом.

Находясь на второй ступени Тянь-Дзян, Орлук отпустил ей поклон третьей степени смирения; она благословила его. Отойдя, нойон загремел приказами.

Вновь обретя мир, Ганна отыскала Иерна. (Потом она отправится домой и позволит Единству овладеть ею.) А сейчас она хотела проститься с молодым человеком, чтобы никогда не встретиться снова. Морским ветром он вдохнул в нее новую жизнь — она еще никогда не видела моря, хотя читала о нем стихи и видела картины, — но все мечтала увидеть, насколько бы ни была невероятной такая мечта. Он рассказывал ей о чудесах своей страны, открыл перед нею свой дух — о большем она и не мечтала.

Рядом с ним стояла любовь его — Роника. Быть может, у нее хватит доброты отступить на шаг в сторону, пока Ганна простится с Иерном.

Белый туман клубился над землей, но небеса были чисты, и с востока уже сияло ослепительное солнце. Обретя очертания, дыхание резко вырывалось из ноздрей, но ласковый аромат конского тела уже начинал ощущаться. Отряд ехал в безмолвии, только топот копыт, скрип кож да звяканье металла окружали его. А потом издали, слабый, но беспредельно ясный, донесся колокольный звон.

Колокол говорил совсем не так, как в Франсетерре, и ему гулко вторил басок огромного барабана. Дальний перезвон довершил ощущение нереальности, охватившее душу Иерна… или, может, он сам покинул реальность. В километрах от него храм, увенчанный луковкой купола над многими крышами, будил селение у подножия своего, поднимая людей к поклонению и труду… но все вокруг было таким незнакомым… словно бы располагалось на другой планете. Непривычно раскроенные поля тянулись от далекого горизонта к этой дороге — никаких заборов, живых изгородей, стенок, пограничных камней, разграничивающих владения. Деревья были оставлены лишь, чтобы служить ветроломами или давать тень усталому работнику. Иерн ощутил, как нежно заботились об этой земле люди, принадлежащие ей.

По правую сторону вдоль дороги тянулся рядок кленов — как дома, но там их сажали в два ряда. Влево от нее покрытые корой жерди, переплетая стволы, ограждали пастбище, уходящее вдаль… На краю видимости растворялось в тумане стадо с парой конных пастухов.

Вчера, радуясь свободе и дороге, он не замечал ничего странного. Потом они с Роникой ускользнули из лагеря к стогу сена, который заметили заранее.

— Что нам до того, мокрое оно или нет? — усмехнулась она. — Прогреется.

Утром же тело ощущало усталость и нервы дрожали, расслабившись после пережитого напряжения, и он вдруг осознал, как далеко оказался от дома.

Стремясь приободриться, он поглядел за спину — на солдат: в них опора. Но все было чуждым: очертания фигур, лица под гребнистыми шлемами, знамена, все вплоть до посадки всадников… и ритма, в котором раскачивались, отражая лучи солнца, наконечники копий. Воинов, так державшихся в седле, да и всего этого отряда просто не могло существовать, однако тем не менее вереница их казалась ему змеей, готовой к броску. Зевки сменялись разговором, вполне людским по интонации, и лишь когда кто-нибудь отпускал шутку, высокие голоса смеялись не по-юропански.

Он перевел взгляд на командира, справа от которого ехал. Человек подтянутый, Орлук Боктан держался столь прямо, что казался выше, чем был на самом деле. Обветренное лицо, плоский нос, раскосые серые глаза, седые усы и раздвоенная борода, на левой щеке бугрился шрам. Орлук ехал с непокрытой головой, открывая бритую макушку. Расстегнув воротник, командир пыхтел жуткой сигарой, дружелюбным — в чем Иерн на всякий случай все-таки сомневался, — хриплым басом отвечая на вопросы.

Роника ехала слева от него, она переводила с англиша на англей. Плик и Микли следовали прямо за ними. Тераи и Ваироа замыкали колонну, их не было видно отсюда. Бедняги, подумал Иерн. Однако Роника объяснила ему, что так надо — лучше, чтобы они не имели возможности говорить. Скверным или нет было дело, которому она служила, ставить его под угрозу она не намеревалась… «Какой точеной кажется под колоссальным куполом здешнего неба его сильная фигура. Неужели я влюбляюсь?»