Коллектив авторов - Звездная Ева

— Не подгорит… — низким басом отозвался другой, лежавший у костра, — чего ему подгорать… Он мокрый еще… Его, проклятого, моя Марья Ивановна сутки в обезьяньем молоке мочила… Не подгори-и-ит…

Дымбин от неожиданности икнул и приподнялся.

Дикари моментально вскочили и, натянув луки, повернулись в его сторону…

— Не иначе как тигр…. — проговорил один мягким тенорком.

А Дымбин, не помня себя, кинулся на поляну и подбежал к костру.

— Семен Петрович, — заорал он в исступлении, схатывая в свои объятия дикаря, стоявшего раньше у костра, — Бородкин!.. Вы ли это?!.. С ума я схожу, что ли?!..

У дикаря, в свою очередь, от изумления лопнуло ожерелье из львиных зубов, тигровая шкура мягко упала на траву и его обнаженное тело, тело члена судебной палаты Семена Петровича Бородкина, предстало перед восхищенным взором Дымбина точь-в-точь таким, каким он часто видывал его в московских Сандуновских банях. Только пополнел будто.

— Дымбин… Ванюш… — в сладостном изнеможении прошептал дикарь, смахивая с левого глаза неожиданную слезу. — И где привелось видеться… Бож-же мой, Божже. Сколько лет, сколько зим?… А?

Двое других дикарей, поборов первое изумление и испуг перед европейцем, приосанились и, шаркнувши босыми ногами, проговорили:

— Разрешите представиться: бывший командир тяжелой батареи, капитан Пенка…

— Председатель уездной земской управы Окуньков…

Капитан Пенка снял с ремня у пояса трубу из бегемотова хвоста и в ароматном воздухе тропической ночи бодро и радостно пропел сигнал:

В тот же миг поляна ожила и наполнилась людьми. Из шалашей выскакивали мужчины с кольями и стрелами в руках; выбегали женщины, прекрасные, обнаженные, наспех накидывая на себя звериные шкуры: послышались крики и плачь детей…

— Это сигнал на случай нападения львов, — звякнув воображаемыми шпорами, дружелюбно объяснил капитан Пенка.

С вершины высоченных пальм с молниеносной быстротой и ловкостью обезьян спустилось несколько обнаженных молодых людей. Один из них, заметив незнакомого, поспешно втиснул в глаз монокль из слюны молодого аллигатора, подошел к Дымбину и сказал:

— Представляюсь: адвокат Аполлон Бантов.

Между тем, толпа дикарей окружила Дымбина. Со многими он был знаком. Раздались восклицания:

— Конечно ж, на Малой Бронной… Господи ж…

— Хо-хо-хо… Да, да… Собинов еще тогда себе на фрак уху вывернул…

— Эх, Иньков-то ведь в вашей Европе помер…

— Будем знакомы: протоиерей Воздвиженской церкви Ароматов.

Когда волнение улеглось и все уселись у костра, княгиня Грен-Гренская предложила Дымбину чайку из зеленых почек молодых кактусов, поданных в маленьких обезьяньих черепах. Семен Петрович Бородкин был главой племени и, так как он отличался гурманством и ревниво следил за столом, то твердая и гладкая, как доска, кожа слона, заменявшая скатерть, была уставлена самыми разнообразными закусками: паштет из язычков молоденьких крокодильчиков, копченые ушки леопардовых детенышей, сладкое молоко диких кошек с сухариками из сухих финиковых листьев, колбаса из тигровых щек и еще много такого, чего никак не найти в лучших европейских ресторанах.

Насытившись и закурив душистую сигару из листьев «Индексос Пнеуматикон», Семен Петрович, отвечая на град вопросов Дымбина, степенно повел рассказ:

— Началось, батюшка, все из-за виз проклятых… Всякий из нас раньше хотел в Европу проехать… Кто в Берлин, кто в Париж, кто в Вену… И «американцев» много было… Бегали, просили, молили… Никуда виз не давали. Говори-ли: «Опасный вы народ; разложить нас можете… обременить и обобрать нас можете!» Таким образом в Александрии, два года назад, образовалась большая компания без виз, без работы и со смертельным желанием бежать, — хоть к черту на кулички. Лишь бы селиться и жить без виз, без паспортов, без надзора, без политики… Ну, — и пошли…

— Блаженни яже оставите богатства тленные и собрания нечестивых, — вставил батюшка торжественным голосом.

— Во-во… Ну и вот, после долгих мытарств, — мы, 157 человек, — и набрели на наше нынешнее государство… И счастье еще наше было, что у нас было много военных… А то ведь мы войны вели и с зулусами, и с каннибалами, и с другими, — имена же их ты Господи веси… Племя «Лесных детей» до сих пор нам дань платит…

— Мы с них сушенными фруктами и молодыми слонами получаем, — проговорил солидный мужчина в выцветшей фуражке акцизного ведомства.

— Однажды, батенька, 4 дня вели бой с зулусами и выскочили только благодаря тому, что наш полковник зашел к ним в тыл.

— Никак нет, Семен Петрович, — вежливо прервал Бородкина бравый человек в пушистой пелеринке из львиных грив, — по-видимости, бывший гусар, — я применил охват флангов, — тактика ликвидации Молодечненского прорыва 1916 года…

— Во-во, — именно охват флангов — с удовольствием повторил Семен Петрович. — Посадил, понимаете, 60 человек на слонов, которых приручил Сергей Сергеич, — он раньше был учителем ботаники и зоологии.

— Принцип индусской кавалерии англичан, — вставил гусар.

— Во-во-во… будто индусы… И трах-тарарах на эфиопов! Те, конечно, драпу… Я сам бумерангом 9 человек уложил. А теперь у нас и артиллерия есть; капитан Пенка две катапульты соорудил. Мы ими от носорогов и львов отбиваемся…

Бородкин почесал свое голое колено и живо спросил:

— А Клопотова, Егор Петровича, — помните? Жаль, — лишились мы его. Народец тут есть один, — «Занзиранги»… Так они его к себе королем пригласили. Как мы его не отговаривали, — пошел таки! «Опротивела, говорит, мне жизнь беженская; желаю царствовать и, теперь, говорит, сам буду визы выдавать». Вот на прошлой неделе его приносили сюда в преферанс играть. Он своим занзирангам приказывает носить себя на носилках и петь ему хвалебные гимны. Стыдили мы его, — все-таки человек и в летах уже и присяжный поверенный, — ничего не помогает. «С детства, говорит, честолюбив был». Является всегда со свитсй, с музыкой. Одну арапку выучил «Гайда тройку» петь. Говорить, хочет цыганский хор составить. Имен их не знает, — так у всех на голых животах цифры белой краской намалевал. И ему удобно, — и им нравится… Чудак!..

Костер догорал… Семен Петрович задумался… Где-то в лесу зарычал лев и завыл шакал. Семен Петрович прислушался и с удовольствием сказал:

— Так и живем теперь здесь, так и поживаем… воздух прекрасный, лес, вода родниковая… дичь и плоды… Вот у Верочки Семенцовой что-то вроде туберкулеза было, — так теперь и помину нет… Виктор Александрович театр открыл; Федулин газетку на буковой коре издает. Нечего Бога гневить, — хорошо у нас… Ни болезней, ни тревог, ни политики, — знай живи, толстей, — да Бога славь. Наш отец Ароматов каждый вечер службы отправляет…