Денис Кащеев - Вид сверху [СИ]

— В полисе у родителей шикарная квартира, — почему-то недовольно поморщилась Таня. — И еще дача в пригороде… Вот только…

— Не хочешь снова под родительский контроль? — догадалась Анка.

— Да нет… В смысле, не хочу, конечно, — мотнула головой Таня, — но проблема не в этом…

— Так в чем тогда? — начала уже терять терпение ньюпка.

— Мой долг не выплачен, — тихо проговорила ее собеседница. — И, наверное, никогда не будет выплачен.

— Ты должна денег? — встревоженно нахмурилась Анка. — Кому? Бенедикту?

— Нет, что ты, я о другом…

— О чем?

— Никогда никому об этом не рассказывала… — вялой рукой Таня взяла со стола стакан и наполнила его томатным соком из пакета, в который при желании можно было бы утрамбовать две-три Анки. Несколько алых капель попали ей на пальцы, но верзила этого, кажется, даже не заметила, залпом выпив «кровавый» напиток. — Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим! — резко вскинула она голову.

— Ну уж нет! — упрямо заявила раздираемая любопытством ньюпка. — Начала — так уж договаривай!

С минуту Таня хранила молчание, сосредоточенно изучая пустой стакан в руке, и Анка уже было решила, что вовсе не дождется ответа, но тут верзила заговорила.

— На самом деле, я в страшном долгу перед мини-сити, хотя, похоже, никто, кроме меня, об этом и не подозревает… Дело в том, что когда-то по моей вине погиб маломер, — скороговоркой выдала последнее предложение она и снова потянулась к пакету с соком.

— Погиб — здесь? — зачем-то спросила Анка. — В мини-сити?

— Нет, в полисе. Давно уже. Мне тогда было лет восемь… И была я дура дурой! Однажды я гуляла вдоль забора Института Человека — он тогда располагался не в Перово, а на берегу Яузы, мы там жили неподалеку…

Последовавшая за этим история была Анке хорошо знакома. Даже слишком хорошо! Ведь все это тогда, семь лет назад, случилось с ней самой! Некоторые постыдные подробности, правда, успели размыться, а то и вовсе вытесниться из ее памяти, но теперь, по ходу рассказа верзилы, они снова всплывали там с прежней, убийственной четкостью…

— …Мальчишки посадили ее на кусок пенопласта и пустили вниз по реке, — срывавшимся голосом рассказывала Таня. — Они бежали по берегу, а я по мосту перебралась на другой и тоже следовала за маломеркой, надеясь, что ее прибьет течением ко мне. Я видела, как пенопласт перевернуло волной, и как маломерка упала в воду. Я кинулась за ней в реку, но от холода у меня свело ноги, и я сразу же пошла ко дну. На берег меня вытащил какой-то прохожий. Никакой маломерки он в реке не видел — она утонула…

— Она не утонула, — перебив, наконец, рассказчицу, покачала головой Анка.

— Что? — не поняла Таня.

— Она… Я не утонула, — прошептала ньюпка, медленно поднимаясь на ноги. — Меня спасли полицаи, они привезли меня в мини-сити.

— Что? — только и смогла повторить верзила.

— Никто из-за тебя не погиб, — зло процедила Анка, делая шаг к собеседнице. — И мини-сити ты ничего не должна! — уже не в силах сдерживаться, остервенело прокричала она. — Можешь смело проваливать в свой любимый полис! — остановившись на полушаге, она резко повернулась, пробежала, припадая на калечную ногу, по столешнице, соскочила с нее на кровать, а оттуда на пол. Затем пересекла по диагонали комнату и выскочила из дома через неприметную миниатюрную дверцу, устроенную в углу Таней специально для нее два года назад.

Будьте вы прокляты, верзилы!

[1] А. и Б. Стругацкие, «Трудно быть богом», Пролог

Мария Сергеевна подошла к порученной ей роли сиделки с необычайной, просто запредельной ответственностью. Уже попытка Юрки встать с кровати, чтобы выйти к завтраку, встретила с ее стороны бурное негодование. Юноше была прочитана пятиминутная лекция о страшных последствиях малейшего нарушения постельного режима, проиллюстрированная печальными примерами из судеб ее многочисленных родственников, знакомых и знакомых знакомых, после чего завтрак был подан Юрке в кровать на невесть откуда взявшемся специальном столике, гибриде подушки и деревянного подноса — юноша и не подозревал, что такое чудо есть у них дома.

За то, чтобы перебраться после завтрака в гостиную, Юрке пришлось выдержать отдельную битву. Аргументы, что диван — это тоже постель, а плед ничем не уступит одеялу, на Марию Сергеевну не действовали. Зато она неожиданно согласилась, что в гостиной дышится легче, а Юркина комната — темная, тесная и душная. На том и порешили, и вооружившись планшетом, принесенным Нестеровым-старшим из больницы вместе со всеми прочими вещами сына, юноша торжественно перебазировался на диван, где и провалялся до вечера, вставая разве что по нужде — обед, как и завтрак, радетельная сиделка сервировала ему на чудо-подносе.

Понятно, что гостиная была избрана Юркой в качестве места расположения не просто так: в течение всего дня юноша прислушивался, не раздастся ли знакомый стук в оконное стекло. Он и ждал его, и боялся: как-никак, обещал отцу ничего не предпринимать, не получив от того информации. Да и Вита, наверное, давно уже дома, в мини-сити! Но если это вдруг не так, и что-то все же заставит ньюпку прийти под его окно — нельзя же будет просто так взять и бросить ее одну во дворе! А если снова собака? Или кошка? Как девушка ни храбрится, ее игрушечное мачете — плохая защита против звериных клыков и когтей! Да и не было при Вите никакого оружия, когда они виделись с ней в последний раз!

Пусть он и не сможет на этот раз отвезти ньюпку в мини-сити, но приютить в квартире — почему нет? Что в этом плохого?

Однако ни в этот день, ни на следующий, когда Юрка снова занял свой пост на диване, в окно гостиной так никто и не постучал. А на третий день диванно-постельного режима из коридора послышался звонок в дверь.

Решив, что это пришел адвокат Покровский — утром отец предупреждал, что тот может заскочить — Юрка сел на диване, в ожидании, когда Мария Сергеевна отопрет замок и впустит Иосифа Алексеевича. В коридоре, однако, явно возникла какая-то заминка: на звонок-то сиделка открыла, а вот проводить гостя в гостиную что-то не торопилась. С замирание сердца юноша даже успел вообразить, что Мария Сергеевна столкнулась на пороге с Витой, но донесшиеся из коридора голоса засвидетельствовали об ином. Сиделка с кем-то спорила, и голос, отвечавший ей, был недостаточно высок, чтобы принадлежать ньюпке — да и трудно было, честно говоря, представить себе Марию Сергеевну беседующей, пусть и на повышенных тонах, с маломеркой: по проскакивавшим время от времени оговоркам Юрка знал, что жителей мини-сити женщина по каким-то своим причинам весьма недолюбливала, и опускаться до дискуссии с ними она нипочем не стала бы.