Сергей Барк - Сто семидесятая [СИ]

Впрочем, к чему бы капитану меня поздравлять? Зачем ему вообще было отсылать меня на подготовку?

Эти вопросы часто крутились в голове. Его шутка о том, что ему якобы нравится моя язвительность и потому для этого требовалась тренировка ума, выглядела издевательски. О том, что на самом деле держал в уме ран Дарий Альрон, можно было только догадываться.

Наконец планшет был отложен в сторону и капитан поднял на меня взгляд. Его прозрачные словно льдины глаза смотрели безучастно, словно в этот момент он оценивал один из блоков или панель, находящуюся перед ним. Для этого не нужны были эмоции, всё, что необходимо — это трезвый рассудок, выполнявший определённые аналитические манипуляции.

Этот взгляд я видела десятки, может быть уже сотни раз.

— В спальню, — тихо отдал команду ран Альрон, и я, не задерживаясь, отправилась в указанном направлении.

Глубокое голубое свечение по обыкновению наполняло пространство. Я нырнула в него, как только переступила порог спального отсека. По телу тут же прошла дрожь, хотя меня и капитана, идущего позади, разделяло некоторое расстояние и, по обычаю, он не торопился его сокращать.

Волоски на теле встали дыбом, я почувствовала привычную сухость во рту и лёгкое напряжение внизу живота.

Он предпочитал смотреть, как я раздеваюсь. Сама.

Стараясь контролировать непослушные руки, я осторожно расстегнула молнии и стянула костюм — на мне не было привычного платья, переодеться после теста я не успела. Вокруг меня раздались слабые, едва уловимые ухом, щелчки статического электричества. По коже прокатилась новая волна мурашек, стоило мне почувствовать наготу тела. Соски слегка сжались, замирая твёрдыми бусинами.

Он подошёл сзади. Он часто так делал. Застыв за моей спиной, он обвёл тело рукой, касаясь соска и ничего больше. В эти моменты пространство между нами становилось осязаемым. Его указательный и большой пальцы чуть надавили, сжимая нежную плоть в тиски. Он знал, что мне немного больно, но, надеюсь, не догадывался, что в этот момент все мои внутренности, мой живот обдаёт жаром и тот поджимается в ожидании.

Не спеша, с большими паузами он оглаживал сосок шершавой поверхностью пальца. От меня ничего не требовалось, но я буквально чувствовала, что не могу пошевелиться. И не потому что не хочу уйти, выскользнуть из его рук, просто я точно знала, что от меня ожидается именно это: я должна покорно позволять ему то, что он хотел.

Мой сосок был оставлен. Его рука скользнула по груди, огладила и опустилась вниз к животу. Затем ещё ниже.

И ещё.

Я знала, что он сделает дальше.

Его указательный и средний пальцы достигли небольшой возвышенности и вдоль отчётливой складки проследовали глубже. Ныряя в моё лоно, неглубоко, совсем немного.

В каюте раздались неприятные звуки очередного предательства тела.

Он погрузил пальцы до конца первой фаланги, потёрся о мой вход, размазывая влагу вдоль складок. Не торопясь.

Я вздрогнула, когда он легко коснулся моей спины. Нет, он не делал попытки приблизиться, просто задел меня невзначай. Прикосновение оставило меня так же быстро, как и возникло.

Обошёл меня, сел на кровать, приспустив штаны. Он хотел, чтобы я делала то, что доставляло ему удовольствие.

Я опустилась на колени.

— Шире, Юна, — напоминал, когда я забывалась — пока я ласкала его, мне полагалось стоять на коленях с широко разведёнными ногами.

Я опустила голову, позволяя яркому аромату ударить по обонянию. На вершине головки уже выступила пара капель.

— Слижи.

Я провела языком, глотая влагу, а затем вобрала его естество в рот. Рука уверенно легла на мой затылок, направляя и задавая ритм. Я мало что понимала в том, что именно доставляет ему удовольствие, моё внимание раз за разом возвращалось к собственным ощущениям: пока он использовал мой рот, мне отчаянно хотелось потереться о что-нибудь, хотя бы просто сжать ноги, но этого мне не было дозволено.

Соски ныли, царапаясь о прохладный воздух, желая прикосновения не меньше, чем остальное тело. Но его не было.

Когда член во рту стал твердеть всё чаще, капитан отстранился. Последовала команда:

— Садись, — его взгляд упал на колени.

Пошатываясь, я поднялась и повернулась спиной, он опустил руки на мои бёдра и потянул назад. На полпути, я наткнулась на восставший член, но ран Альрон не дал замедлиться, привыкнуть, жёстко натягивая мою хлюпающую от каждого движения промежность. Затем, когда я наконец села и мои ноги согнулись, будто я опустилась на стул, он развёл собственные колени шире, заставляя меня раскрыть бёдра. Ноги не доставали до пола. Всё что я ощущала, это поверхность тела, на которой сидела, руки, больнее сдавившие соски, и член глубоко в себе.

Ран Альрон слегка покачнулся. Если бы я не была аккуратна, то просто бы упала — он не держал меня. Слабые, едва ощутимые движения не приносили удовольствия, которого просило тело. Требовало.

Я знала, чего он добивался: если я хотела удовольствия, я сама должна была его получить. Я долго сопротивлялась, но затем научилась проигрывать, и каждый раз, опуская руки на его колени, чтобы ухватиться, или наклоняясь вперёд, чтобы почувствовать ногами опору, я обещала себе, что скоро всё это закончится и мне нечего будет стыдиться.

Обещание стало мимолётным, почти не облечённым в слова, когда я наконец могла самостоятельно насадиться на член, как мне того хотелось. Первые же сильные толчки и возможность надавить, потереться о его основание своими мокрыми горячими складками приносили неописуемое блаженство.

Мне не требовалось много времени. Доведённой этой странной игрой, мне было достаточно пары десятков глубоких толчков, когда я с диким остервенением опускалась на стоявший колом член, такой же каменный, как и его хозяин. Опускалась с забвением и наслаждением, чувствуя как меня раз за разом прошивает эта гадкая штука. И я хотела ещё, хотела больше.

Мы часто заканчивали вместе.

Он никогда не позволял мне встать раньше, чем его семя не начинало вытекать наружу, пропитав мои внутренности до краёв.

Это было отвратительно. Потому что туман удовольствия начинал рассеиваться, оставляя на мне только грязь и позор.

— Закончи дело, Юна, — я вздрогнула.

Недавно он стал просить сделать это.

Поколебавшись немного, я переступила через себя, понимая, что дальше падать некуда и всё, что сейчас произойдёт, не хуже и не лучше того, что было до этого.

Я встала на слегка онемевшие от неестественной позы ноги и снова опустилась на колени.

Его блестящий испачканный в наши соки член, слегка обмякший, был хуже змеи. Я стала тщательно вылизывать его отработавший инструмент, глотая слюну.

— Умница, — кольнуло слух.