Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

— А Живчик? — спрашивал Николка.

— …Чик? — Эрти крепко зажмуривал глаза, потом открывал их, разгибал перечисленные пальцы и долго смотрел на них с сердитым недоумением: как это, мол, так случилось, что для резвого Живчика не хватало на руке пальца… Николка пробовал дать ему выход из неприятного положения. Он начинал считать сам по его же пальцам и считал с того же мизинца:

— Эрти, Коля, Пель, Кер, Ду-ду… — потом переходил на мизинец правой руки: — Живчик.

— Не… — говорил малыш, упрямо тряся головкой: — Мъэрти.

У него каждый палец был тесно связан с образом, в частности — мизинец, на какой бы руке и на чьей бы руке он ни был, представлял собой его самого, большой палец мастодонта, средний Скальпеля и т. д. Как Николка ни изворачивался и ни хитрил, из его добрых намерений ничего не выходило. Только когда на помощь пришел Скальпель, дело со счетом двинулось вперед с мертвой точки.

— Да бросьте вы пальцы, — сказал он, — возьмите вместо них камешки или орехи, посмотрите тогда, что получится…

Николка внял мудрому совету медика, набрал полную горсть мелких разноцветных камешков и с ними добился действительно хороших результатов: была, наконец, побеждена «ночь».

Выбрав небольшой черный камешек, по своему цвету подходивший к цвету волосяного покрова малыша Эрти, он назвал его именем своего ученика. Второй камешек — серый и неуклюжий — был назван именем мастодонта, третий (коричневый с белой лысинкой) — именем ученого медика, четвертый — фабзавука и пятый — собаки.

— Теперь для Живчика выбери сам, — предложил Николка Эрти.

Малыш, порывшись в кучке камней, без колебания остановился на полосатом халцедоне (ониксе).

— Ну-ка, теперь сочти все, — снова предложил Николка.

Эрти досчитал до своей предельной «ночи», немного подумал и сказал, лукаво усмехнувшись:

— Ночш, — рраз…

Нужно сказать, что и для счета, и для ночи (как времени дня) у него не существовало своих названий. Здесь он в первый раз употребил названия Николки.

После этого переломного шага в течение следующих дней Эрти легко дошел в счете до десяти; последняя цифра у него значилась, как «две ночи»… С той поры калькуляционные камешки безотлучно находились при нем, сначала за щеками, затем в специальной сумочке у пояса, сплетенной Николкой из травы. Его страсть к собиранию камешков и упражнению с ними в математике росла с каждым днем, параллельно увеличивалось катастрофически количество самих камешков: первоначальную сумочку вскоре пришлось заменить более крепкой и объемистой; к концу второй недели путешествия и эта была накоплена до краев; по своей тяжести она стала непосильной маленькому Эрти, и фабзавук пристроил ее к луне седла… Счет дальше десятка, однако, с места не двинулся.

Для исчисления жидких и сыпучих тел Эрти прибегал к пригоршням, но и здесь пределом у него стали «две ночи». Когда же необходимо было выразить гораздо большее количество, он использовал свой старый, допотопный, как его называл Николка, способ: плотно закрывал глаза, надувал щеки и растопыренными пальцами махал перед носом.

— Доктор, — поспешил оповестить друга Николка, — Эрти говорит, что впереди много воды…

— А я вам о чем же говорил? — возразил медик. — Мы-таки упремся в целый океан…

Но раньше океана они уперлись в широкую степную речушку, совершенно невидимую издали за густой стеной двухметровой травы. Им не в первый раз приходилось переходить вброд или вплавь многочисленные озерца, болота и реки. Среди них преобладали горько-соленые неглубокие озера — остатки океана, некогда расстилавшегося над всей Россией. Они были лишены всякой живности из-за пресыщенности солями и поэтому не представляли опасностей для переправы. В реках из крупных животных до сих пор попадались лишь одни неуклюжие, глыбоподобные бегемоты, — перед колоссом мастодонтом они неизменно отступали.

Первым увидел речушку Скальпель с высоты своего балдахина, — Керзон в это время гонял где-то в стороне, охотясь за сурками. Ученый медик благодушно сообщил Николке:

— Сейчас мы сделаем привал… да, привал. Мне надоело качаться на Малыше… Еще хорошо было бы вскипятить чайничек…

Но обстоятельства сложились иначе, и о чайничке надолго пришлось позабыть. Свирепый лай, затем отчаянный предупреждающий визг, и под брюхо мастодонта, как под надежное прикрытие примчался Керзон с панически поджатым хвостом. Он прибежал справа от реки. Мастодонт резко повернулся в ту сторону, выставив вперед грозные бивни. В ту же секунду, проторяя в траве широкую дорогу, на него налетел чудовищно-громадный носорог, покрытый густой шерстью. Он лишь немногим уступал Малышу в росте, вооружением же почти был равен: на его морде один за другим высились два острых рога, из которых передний достигал метра. Для обоих гигантов столкновение вышло неожиданностью. Носорог не успел нагнуть головы, чтобы вспороть брюхо внезапной преграде, он только коснулся на бегу столетней кожи; от этого прикосновения, однако, длинная кровавая полоса выступила на боку мастодонта.

Мастодонт сделал прыжок, который при иной обстановке показался бы смехотворным, и, в свою очередь, разодрал бивнями волосатую кожу. В момент этого прыжка Скальпель, не удержавшись, вылетел из балдахина и четырехлопастным пропеллером завертелся в воздухе. Страшный враг повернулся на месте, чтобы сразиться с достойным противником, и вдруг почувствовал на спине своей тяжелое тело, судорожно вцепившееся в его волосяной покров, — то был Скальпель, удачно снизившийся… От неожиданности носорог ринулся в сторону, пропустив мимо себя разъяренного мастодонта, и в слепой панике ударился в бегство через реку, унося на себе по привычке закаменевшего медика…

Вся драма развернулась и закончилась в несколько секунд. Зрители ее — Керзон, Живчик, Николка и Эрти — только и успели, что открыть и закрыть челюсти.

Первым опомнился Керзон. С зловещим молчанием он кинулся вдогонку за похитителем, но река остановила его: она кишела подвижными бревнами. Николка и Эрти, подоспевшие на Живчике, увидели в воде целый склад… крокодилов, а на другом берегу — Скальпеля, трепавшегося на волосатой спине носорога. Ополоумевшее животное мчалось ураганом и скоро скрылось в высокой траве.

— Ффель!.. Ффель!.. — жалобно простонал Эрти. — Ффель — тютю!..

На сцену снова выступил мастодонт; его, как и носорога, не остановили отвратительные бревна. Тех, которые не успели посторониться, он просто расплющил и вдавил в тинистое дно реки. Керзон и Живчик, не давая сомкнуться широкой дороге, оставшейся после мастодонта, бросились в реку. Вода не была глубока, даже Керзон всюду доставал дно. К Живчику, двигавшемуся в воде медленней собаки, когда он был на середине, подплыли с обеих сторон два крокодила; густо усаженные шилообразными зубами челюсти алчно устремились к ногам Николки. Эрти, завизжав от удовольствия, с плеч своего друга ловко пустил стрелу в глаз одного крокодила, другого Николка трахнул топором по черепу. Лошадь благополучно выбралась на берег…