Жюль Верн - Властелин мира [сборник]

— Так вот друг, — серьезно сказал профессор Мише, когда сеанс закончился. — Видишь, какое это серьезное дело — изучение человеческого мозга?

— Вижу.

Вот и все, что мог ответить потрясенный Миша. Он столкнулся со сказкой наяву, с чем-то величественным в своей загадочности и поклялся в тот день, что добьется своей цели и раскроет все тайны человеческого мышления. Ах, как это было давно!.. Вспыхнула война. Безусым юнцом ушел Миша на фронт. А после войны сразу же пришлось работать. Развеялись мечты, заслонило их иное, — может быть, даже несущественное, второстепенное. Вероятно, и не вспомнил бы о них Лымарь уже никогда, если бы не пришлось подводить баланс на тридцать втором году своей жизни. А теперь уже поздно. Поздно мечтать об аппарате для записывания мыслей, — тут хотя бы написать несколько слов о том, что Михаил Лымарь погиб, но не изменил своей Родине.

— Ну, так что? — послышался въедливый голосок.

— Катись к чертям, что ли! — с подчеркнутым без различием ответил Лымарь и отвернулся к стене.

— Хорошо… хорошо… Заберите его!

Один из матросов освободил Михаилу ноги и помог ему подняться, другой — с автоматом в руках — подтолкнул: иди, мол.

Загудели моторы. Вероятно, субмарина всплывала на поверхность.

Минуты две пришлось ожидать в рубке перед люком. Но вот он открылся, и в подводную лодку ворвался легкий ветерок.

Раздувая ноздри, Лымарь дышал хрипло и учащенно. Благодатный морской воздух! Казалось, он способен излечить человека от какой угодно болезни, возвратить силы изнемогающему. С солеными капельками влаги, пьянящий, этот воздух был сейчас дороже всего в мире. Неужели же приходится дышать им в последний раз?!

Вооруженный матрос подтолкнул Лымаря, и тот, сжав челюсти, вышел на мостик.

Над морем повис мрак. Плескались волны. Вот одна из них, ласковая, белогривая, подкатилась прямо к ногам… И Лымаря вдруг охватила невероятная жажда жизни. Ах, если б только удалось освободить руки! Он сумел бы справиться с этими двумя, даже вооруженными!.. Или, может быть, прыгнуть в волны, нырнуть и плыть под водой, сколько хватит сил?.. Но опять же — куда уплывешь со связанными руками?

Лымарь оглянулся. Прямо на него смотрело молчаливое дуло автомата.

— Ребята… — страстно зашептал он. — Не убивайте! Я ведь тоже был солдатом. Вас защищал… Москва… Сталинград… Берлин…

Автомат вздрогнул. Лымарь шагнул вперед.

— Ребята, мы за мир… Москва…

Матрос, который стоял в стороне, жадно затягиваясь дымом сигареты, вдруг швырнул ее прочь, подошел к своему товарищу, положил руку на автомат и что-то начал говорить — быстро, взволнованно. Лымарь понял лишь одно слово: Сталинград.

Старший возражал, но неуверенно. И тогда первый решительно подошел к Лымарю, острым матросским ножом рассек веревку, стягивающую его запястья, положил этот нож ему на ладонь, легонько толкнул в плечо и показал пальцем куда-то в темноту:

— Малайя!

В то же мгновение Лымарь скользнул в воду, нырнул и вынырнул уже далеко от этого места. А еще секундой позже раздалась автоматная очередь. Трассирующие пули летели высоко над ним, на запад, к берегам Малайи. И в ту же сторону показывал рукой безымянный матрос, когда подводная лодка, набирая скорость, пошла в открытое море.

Вот уж и растаял во мгле приземистый силуэт субмарины. Человек в море остался один — за десятки километров от суши.

Один в море — это страшно! Но этот одиночка не боялся: теперь он держал свою судьбу в собственных руках.

Крепко сжимая нож, — свое единственное оружие, — Лымарь плыл и плыл… И точно так же неторопливо катились и катились нескончаемые плещущиеся волны.

…Первым желанием Джека Петерсона было броситься к окну и выпрыгнуть из него. Падение с высоты второго этажа могло окончиться лишь вывихом ноги в худшем случае, а встреча с Харвудом в его кабинете грозила более серьезными последствиями. Инженер теперь понял, что у Харвуда в руках находится чрезвычайно важное открытие, и босс не постесняется уничтожить того, кто проник в эту тайну.

Однако и побег через окно, как понял Джек после минутного размышления, был не менее опасен. Не говоря уж о том, что падение тяжелого тела вряд ли останется незамеченным, можно предполагать, что именно кабинет босса, — и окно в первую очередь, — оборудованы наиболее надежной электрической защитой. И еще одно обстоятельство удержало Джека от рискованного шага: Харвуд придет сюда вдвоем с девушкой, в которую, по-видимому, влюблен. Вполне вероятно, что удастся улучить удобный момент и выскользнуть отсюда вслед за ними.

И вновь Джек Петерсон надел «радиошлем». Через минуту комнату наполнило уже знакомое серебристо-пепельное сияние, вновь ярко и многогранно распахнулся угрюмый тусклый мир. Но Джек уже не восхищался и не умилялся. Среди неисчислимых звуков он искал лишь голоса Харвуда и неизвестной мисс. Наконец он услышал:

— Бетси, дорогая, простите: я вынужден на минутку покинуть вас. Смит, я к вашим услугам…

Раздались шаги. Скрипнула дверь. Явственно, как будто над ухом у Джека, послышался шепот Смита:

— Генри, прибыл мистер Паркер… Держи себя с ним спокойно, но не вздумай заноситься наподобие глупого петуха. Паркер стоит полмиллиарда, и если он прибыл сюда собственной персоной — значит, мы выиграли!.. И еще, Генри: зачем ты морочишь голову с этим старым боровом Книппсом?.. Бетси — славная девушка, но ведь у старика не более трехсот миллионов!

Харвуд засмеялся довольно натянуто, как показалось Джеку Петерсону.

— Пятьсот плюс триста — восемьсот, старина! Кроме того, я не собираюсь жениться на Бетси вдвоем с тобой. Понял?

— Ладно, ладно, Генри! — заторопился Смит. — Надеюсь, ты не сомневаешься в моих лучших чувствах к тебе. Иди к Паркеру. Бетси я скажу, что ты вернешься через полчаса. Пусть поболтает со своим колбасником.

Книппс и Паркер!.. О, эти имена знал не только Джек Петерсон, а весь мир!.. «Колониальные товары Книппса», «Колбасы Книппса», «Натуральный каучук Книппса», «Консервы Книппса» — такую рекламу можно было встретить в любом из городов Старого и Нового света.

Англичанин Книппс был колбасным королем Англии, а в послевоенное время одним из крупных акционеров каучуковой «Денлоп раббер» компании в Малайе.

Американский туз Паркер рекламировал себя гораздо в меньшей степени. С него достаточно было скромных, черных с золотом табличек на входных дверях весьма заурядных зданий Нью-Йорка, Лондона, Парижа и многих других столиц. «Паркер Нейншл Банк» уже не нуждался в рекламе. Жонглируя миллионами долларов, он, оставаясь в тени, контролировал немало крупных компаний и банков помельче. Сейчас Паркер поставил своей целью совершенно вытеснить из Малайи англичан и в первую очередь Книппса. Агенты Паркера втихомолку, исподволь скупали акции «Денлоп раббер».