Жюль Верн - Властелин мира [сборник]

Это были первые намеки на атомную бомбу, которую так и не успели создать немцы. Неизвестно, как могли просочиться эти слухи в полностью изолированный концлагерь, — возможно, их распространяли сами фашисты, чтобы поддержать настроение своих солдат, но заключенные теперь поняли, почему так часто и настойчиво над Тромсе-фиорд кружатся самолеты.

Ни одна бомба не упала еще на подземный завод, — бомбардировщики методически разрушали близлежащие села, — однако кто мог бы поручиться, что основной бомбовый удар не будет направлен точно в цель?

А тут еще с севера все явственнее начал слышаться гул артиллерийской канонады, — поговаривали, что там высадился и направляется на Тромсе десант союзников.

Больные в госпитале концлагеря потеряли сон и спокойствие. Каждый из них пламенно желал скорейшего освобождения… и боялся тех страшных минут, когда гитлеровцы в последнем пароксизме попытаются истребить всех заключенных.

Однажды утром в лагере началась беготня. Случилось что-то неожиданное и, пожалуй, неприятное для фашистов. Охрана оставила свои посты, медицинский персонал исчез; суетились денщики, собирая вещи.

И вот во двор въехала военная машина под белым флагом.

— Наши! Наши! — закричал один из заключенных, русский.

В машине находилось двое — солдат-шофер и худощавый мужчина в форме советского майора.

Навстречу парламентерам выбежал комендант лагеря — краснолицый тучный полковник. На лице его был испуг, однако он старался сдержать себя и, приближаясь к майору, замедлил шаги, напыжился, еще больше побагровел.

Советский майор молча передал ему пакет. Комендант прочел ультиматум, скомкал бумагу, швырнул прочь и выкрикнул:

— Нет!.. Я сдам объект лишь в том случае, если смогу вывести отсюда всех с оружием и оборудованием.

— Это ваше последнее слово? — советский майор улыбнулся и кивнул головой в сторону скалы, возвышавшейся на севере. — А знаете ли вы, что ваш объект будет стерт с лица земли нашей артиллерией за каких-нибудь десять минут?

— Не будет! — вызывающе ответил полковник. — Я выведу на поверхность пленных. Вам не разрешат их убивать.

— М-да… — на лице майора появилось озабоченное выражение. — Разрешите воспользоваться радиостанцией, чтобы передать ваш ответ?

— Пожалуйста.

Майор быстрыми шагами подошел к автомашине, настроил передатчик и сказал в микрофон обычным деловым тоном:

— «Цветок», «Цветок»!.. Я — седьмой!.. Ультиматум отклонен. Комендант лагеря угрожает вывести заключенных на поверхность… Придется осуществить план номер два…

Он бросил на коменданта внимательный взгляд и резко скомандовал:

— Батарея!.. На меня!.. Огонь!

Больной русский, переводивший шепотом эту беседу, прыгнул прочь от окна палаты:

— Стреляют!.. Ложись!

И тотчас же где-то далеко прозвучали глухие взрывы, а затем послышалось завывание снарядов.

Все ближе, ближе, ближе… И вот взвизгнуло, рявкнуло, загрохотало; качнулся пол, брызнули осколки стекла, посыпалась штукатурка; в палату ворвались клубы дыма. Не успели отзвучать взрывы, как вновь послышался тот же голос:

— Батарея!.. Правее — ноль-пять!..

— Подождите! — хрипло выкрикнул комендант. — Я согласен. Да, согласен.

— От-ста-а-вить! — нараспев протянул майор. — Ультиматум принят!.. Передайте на «Розу»: майор Щеглов вступает в обязанности коменданта объекта номер три.

Больной русский бросился к окну и, махая рукой сквозь решетку, закричал:

— Товарищ майор!.. Товарищ майор!..

Майор оглянулся, приветливо кивнул головой: подожди, мол, друг! — и пошел с полковником по направлению к комендатуре.

— Щеглов!.. Майор. Щеглов! — шептал русский, провожая его влюбленными глазами. — Какой молодец!.. Огонь на себя, а?

И Джек Петерсон тоже лопотал вслед за советским солдатом:

— Чеклофф… Мистер Чеклофф…

…Пробежало и погасло видение. Никогда больше не пришлось видеть Петерсону майора Чеклоффа. Но сильное то было впечатление, если и теперь, много лет спустя, в обстоятельствах, исключающих даже мысль о возможности встречи с советским гражданином, человек, назвавший себя Петером Фогелем, показался чрезвычайно знакомым.

«Но почему — Фогель? — размышлял Петерсон. — Может быть, в Советском Союзе выведали об интеграторе, и майор Чеклофф просто послан в разведку?».

Однако в тот же миг Джек услышал фразу, окончательно сбившую его с толку:

— Меня послали в Советский Союз, и я прожил там свыше двадцати лет. Я втерся в доверие, вступил в партию, даже получил звание майора… Меня не беспокоили до поры до времени. Я должен был выполнить лишь одно-единственное, но чрезвычайно важное задание…

Это говорил Щеглов-Фогель! Говорил по-немецки. Не подозревая, что кто-нибудь его может услышать!

— …Но задания мне так и не дали. А потом… Простите, repp Вагнер, нас никто не услышит?

— Нет, нет! Я конструировал это подземелье для самых точных опытов. Сюда не долетит ни единый звук, пусть даже на поверхности земли рвутся бомбы.

— А отсюда?

— Тоже. Я проверял это при помощи интегратора.

— А через броневую защиту стен им не проложить проводов для микрофона ни за что!

— А тот шпион Петерсон?

— Сто чертей! В самом деле. Выключите-ка, пожалуйста, все интеграторы, кроме моего, и говорите тише…

— Вон тот выключатель. Нет, крайний… Ну, так что же дальше?

— Я…

Экран перед Петерсоном погас. Оборвались звуки.

Джек снял шлем, задумчиво потер лысину.

«Втерся в доверие… Получил звание майора… — повторял он мысленно. — Но зачем же тогда нужно было рисковать жизнью в Тромсе-фиорд?».

И вот теперь — шпион… Не Чеклофф, а Фогель. Петер Фогель… Какая же нужна сила воли, чтобы вот так играть роль честного человека?!. И где вообще кончается человеческое благородство и начинается подлость?.. Какими приборами измеришь искренность поступков и правдивость слов?.. Что за лекарства нужно давать мерзавцам, убийцам, лжецам, скупцам, лодырям, чтобы каждый из них стал честным, мужественным, добрым? Качества человека определенным образом зависят от структуры его мозга. Но ведь эту структуру можно изменить. Значит, можно произвольно изменить и характер человека?

Джек остановился пораженный. Он пришел к оригинальному и неожиданному выводу: достаточно создать чудесный эликсир и напоить им самого отпетого гангстера, чтобы тот стал честным человеком. Применить подобную процедуру к миллиардеру — и он раздаст свои богатства нищим. А нищие под влиянием лекарства устыдятся своего бездельничанья, начнут напряженно работать… Стоит лишь устранить в людях мелкое, эгоистическое, звериное — и на земле воцарится настоящий золотой век. Не «золотой век» Харвуда, с кучкой полубогов над безликой массой живых роботов, — а нечто светлое, радостное, как утренняя заря… И зачем тогда борьба?.. Коммунизм — пусть его назовут даже так! — придет не через классовую борьбу, а легко, спокойно, радостно… И это сделает интегратор! Если Харвуд мечтает привить с помощью этого прибора звериную ненависть друг к другу у миллионов людей, так почему бы не попробовать привить им взаимную любовь и уважение?!