Орсон Кард - Игра Эндера

– А кто ж знает? С одной стороны, Эндер Виггин не просто выжил, он прошел очень важный рубеж. Да, он покинул школу в отличной форме, и этим мы обязаны старине Граффу. С другой стороны, в челноке был и четвертый пассажир. Тот, что путешествует в ящике.

– Вторая смерть в истории нашей школы. Слава богу, на этот раз не самоубийство.

– А вам больше нравится убийство, майор Имбу?

– Это не убийство, полковник Андерсон. Мы видели, что произошло. Никто не может обвинить в происшедшем Эндера.

– Зато могут обвинить Граффа. Когда кончится война, гражданские примутся рыться в наших файлах и разбирать, что правильно, а что – нет. И будут раздавать медали за удачные действия и отправлять в отставку без пенсии или сажать в тюрьму за то, что сочтут ошибками. По крайней мере, у них хватило ума не говорить Эндеру, что тот парень умер.

– Это второй раз.

– Да, про Стилсона они ему тоже не сказали.

– Малыш пугает меня.

– Эндер Виггин не убийца. Он просто побеждает. И делает это основательно. Пусть жукеры его боятся.

– Я начинаю чувствовать жалость к жукерам при мысли, что ими займется Эндер Виггин.

– А мне жаль только самого Эндера. Но не настолько, чтобы оставить беднягу в покое. Теперь я получаю те материалы, которые прежде ложились на стол Граффа. Сводки, передвижения частей и так далее. Когда-то я спокойно спал по ночам.

– У нас мало времени?

– Я не должен был говорить. Все это совершенно секретно.

– Знаю.

– Скажем так: они не поторопились с отправкой мальчика в Командную школу. Возможно, на пару лет опоздали.

– Дети?

– Брат и сестра. Там такие лисьи петли… пишут для одной компании, оплату получают на другую, допуск через третью. И все анонимно или через подставных лиц. С нас семь потов сошло, прежде чем разобрались.

– И что же они скрывают?

– Думаю, им есть что скрывать. Скорее всего, возраст. Мальчику четырнадцать. Девочке двенадцать.

– Кто из них Демосфен?

– Девочка. Которой двенадцать.

– Простите. Я понимаю, что на самом деле нет повода для смеха, но просто не мог удержаться. Все это время мы тряслись, пытались убедить русских не принимать Демосфена всерьез и поднимали на щит Локи, силясь доказать, что не все американцы – параноидальные шовинисты и «ястребы». Брат и сестра. Несовершеннолетние.

– Их фамилия Виггин.

– Ага. Совпадение?

– Наш Виггин – третий. Эти – первый и вторая.

– Восхитительно. Русские никогда не поверят…

– Что мы не управляем Демосфеном и Локи. Что они не находятся под таким же строгим контролем, как наш Виггин.

– А что, если это заговор? Что, если кто-то управляет этими двумя?

– Мы не засекли никаких контактов между ребятишками и взрослыми, что могли хотя бы повлиять на них, не говоря уже об управлении. Таких людей немного.

– Вы хотите сказать, что существует способ связи, который не удается засечь? Трудно поверить, что двое школьников…

– Я разговаривал с полковником Граффом, когда он прибыл из Боевой школы. По его мнению, ничто из того, что до сих пор делали эти детки, не выходит за пределы их возможностей. Только темпераменты разные. Однако Графф был чрезвычайно удивлен, как он выразился, ориентацией обоих персонажей. Демосфен, безусловно, девочка, но Графф сказал, что эту Валентину не приняли в Боевую школу из-за ярко выраженного миролюбия, склонности к компромиссам и гипертрофированной способности к сопереживанию.

– Ну, это точно не Демосфен.

– А у мальчишки душа шакала.

– А кого это у нас недавно превозносили как «единственный незашоренный ум Америки»?

– Очень трудно понять, что происходит на самом деле. Но Графф советует – и я с ним согласен – оставить их в покое. Не выдавать. Ничего не докладывать наверх, кроме одного: нами, мол, достоверно установлено, что Демосфен и Локи не имеют контактов за пределами страны и не связаны ни с одной из внутренних группировок, ну, за исключением тех, что открыто действуют в компьютерных сетях.

– Другими словами, дать им карт-бланш.

– Я знаю, что Демосфен кажется опасным, особенно потому, что у него, вернее, у нее так много последователей. Но куда важнее то, что мальчик, а он куда более честолюбив, выбрал для себя взвешенную, умеренную, мудрую позицию. И еще – пока они просто говорят. У них есть влияние, но нет власти.

– По-моему, влияние и есть власть.

– Как только станет ясно, что они сбиваются с круга, мы выдадим их.

– Это может сработать только в ближайшие несколько лет. Чем дольше мы ждем, тем старше они становятся.

– Ты знаешь, что русские выдвигаются к границе. Всегда существует вероятность, что Демосфен прав. И потому…

– Лучше иметь его рядом, под рукой. Хорошо. Мы скажем, что они чисты. Но слежку продолжим. И, конечно, надо найти способ успокоить русских.

Несмотря на постоянно возникающие сложности, Валентине нравилось быть Демосфеном. Ее колонку теперь публиковали почти все информационные каналы страны, и было очень приятно следить, как огромные суммы накапливались на счетах ее поверенных. Время от времени они с Питером вносили пожертвования в фонды кандидатов или партий. Тщательно рассчитывали размер вклада: цифра должна быть достаточно большой, чтобы ее заметили, и достаточно скромной, чтобы у кандидата не создалось впечатления, что его подкупают. Валентина получала теперь столько писем, что одна из фирм, для которой она писала, наняла секретаршу, чтобы отвечать на всякую бумажную мелочь. Много радости доставляли письма от важных людей из американского или международного правительства, иногда дружелюбные, чаще враждебные, и всегда автор пытался осторожно выяснить, что у Демосфена на уме. Эту корреспонденцию они с Питером всегда читали вместе. Их смешило до слез, что такие письма пишут детям и даже не подозревают об этом.

Временами Валентине становилось стыдно. Отец регулярно читал Демосфена и не читал Локи, даже слышать о нем не хотел. За обедом он очень часто цитировал и одобрял очередное заявление Демосфена. Питер ухмылялся: это нравилось.

– Смотри-ка, и простые люди слушают нас.

Но Валентине казалось, что это унижает отца. Если бы тот узнал, что статьи писала она, да еще не веря в половину собственных утверждений, он был бы пристыжен и рассержен.

Однажды в школе она чуть не втравила их в неприятности. Учитель истории задал написать сравнительную характеристику взглядов Локи и Демосфена, опираясь на их последние статьи. Валентина по беспечности настрочила прекрасную аналитическую работу. И ей потребовалось два часа, чтобы уговорить директора не публиковать ее эссе на том же самом канале, где начинал когда-то печататься Демосфен. Питер был в бешенстве:

– Ты пишешь совсем как Демосфен. Вы слишком похожи. Мне следовало бы убить Демосфена сейчас, ты выходишь из-под контроля.