Аджони Рас - Игра колибри [litres]

Октябрь бросил взгляд на лакированный носок туфли, качнул им в воздухе и откашлялся.

– С чего ты взял, что я стану говорить тебе хоть что-то? Мы не похожи на старых приятелей, да и своим друзьям я не рассказываю об увлечении, которое выбрал для себя! – Он посмотрел мне в глаза из-под жидких, выгоревших на солнце бровей.

– С того, что ты убьешь меня, а потом и ее, а значит, все, что я могу выбрать, – это время. Умереть сейчас или чуть позже? – Я старался выглядеть как можно более убедительным. – У нас, у русских, пунктик по этому поводу, мы идем до конца. Так что я пошлю тебя к черту, и все.

– Я слышал, что вы психи, но не забывай: умереть быстро – совсем не то, на что может рассчитывать твоя сучка.

– Ты их ненавидишь? Да? – Увидев, как перекосилось брезгливостью его лицо, я решил сосредоточиться именно на эмоциональном состоянии Октября.

– Нет. – Октябрь в один миг вернулся к роли лектора. – Я имею страсть ломать их, превращая в ничто. Знаешь, есть женщины, которые добиваются собственной значимости за счет сильных мужчин?

Я согласно кивнул.

– Я не вижу в этом преступления, если бы не одно но. – Октябрь проткнул пальцем невидимый лист бумаги, направив его в сторону телевизора. – Когда эти шлюхи перепрыгивают в новую койку, им нет дела, что остается за спиной. Мы, мужчины, превращаемся в ничтожество, готовы ползать у их ног, пишем стихи, страстные письма, но все бесполезно, ибо мы – отработанный материал в списке.

– Сотэ, – прошептал я.

– Сотэ? – Октябрь улыбнулся и перекинул ногу за ногу.

– Шлюха, скользящая на гребне волны, но волна состоит из мужских, – я хотел выругаться, однако решил смягчить фразу, – достоинств.

Октябрь задумался, перекатывая слово на языке.

– Сотэ, скользящая на гребне… Сотэ, – задумчиво повторил он. – Вы придумали определение? Мне больше нравится просто шлюха, хотя ты прав: шлюхи и эти, как ты их назвал, сотэ – действительно не одно и то же.

Октябрь отвлекся, глянув на экран, где Алиса вздрогнула от очередного электрического разряда. Я заметил, как она вздернула подбородок, будто пытаясь отстраниться от ошейника. Только сейчас я обратил внимание, что на ней странная одежда. Черное кимоно с красной полосой вдоль ряда деревянных пуговиц, довольно свободное, но не настолько, чтобы сваливаться с плеч. Оно шло Алисе, однако в ее гардеробе такой одежды не было. Выходит, Октябрь одел ее, но зачем? В этом наряде она походила на японскую служанку.

– Значит, ты наказываешь их? – задал я вопрос, стараясь уловить хоть что-то в его реакции, что могло помочь мне выбраться живым.

– Наказываю? – Октябрь удивленно поднял левую бровь с заметной полоской шрама, отсекающего ее кончик в виде маленького треугольника. – Наказание – это некий акт повинности, когда мы пытаемся изменить поведение другого человека, заставив его ощутить вину. В моем деле это лишь часть работы. Я разрушаю, уничтожаю в них все то, чем они так дорожат. Гордость, самооценку, самоуважение, тщеславие… Все! Я делаю этих надменных сучек послушными мышками, готовыми целовать мои следы, вылизывать мою тарелку и причинять себе боль, если я остался недоволен. Я хочу искоренить это племя, понимаешь? Выжечь его, как болезнь!

– Они сильно насолили тебе?

– Насолили? – Октябрь задумался. – Видишь ли, это не то слово, которое уместно в моем случае. Я бы сказал, оставили заметный след. Когда-то одна такая тварь разрушила жизнь моему отцу. Он за пять лет из успешного хирурга превратился в спившегося бродягу, а я оказался в приемной семье. Так что это для меня вопрос непростой.

Я на секунду отвлекся, уловив сладковатый аромат с теплыми древесными нотками. Он был и знаком, и незнаком одновременно. В нем сливались две неожиданные нотки чего-то животного и растительного, и в этом диссонансе было нечто необычное.

– Мне кажется, ты хотел что-то мне рассказать. – Октябрь активировал телефон и несколько раз прикоснулся к экрану.

В первые секунды я не понял, что произошло, пока не услышал голос Алисы. «Мама, нет… Мама», – она не кричала, она шептала. Ее бедра дрожали, пальцы вцепились в подлокотники, а лицо исказила гримаса боли. Вначале казалось, что причина ее страданий – тот самый ошейник, но вскоре я увидел, как с кончиков пальцев на ногах закапала темная жидкость. Кровь.

– Ублюдок!

Я попытался вскочить и наброситься на него, но ничего не вышло. Тело больше не слушало мысленных команд. Я был обездвижен. В голове вспыхнул пожар, мысли, словно новогодний салют, фонтанировали и взрывались в попытке найти выход, но все напрасно. Октябрь переиграл меня. Он добрался до меня раньше. По телу разливался ртутью паралич, и я только сейчас осознал, что не чувствую ног ниже колен.

Бросив взгляд на напряженное тело Алисы, я увидел, как она вытянулась в струну и, словно пытаясь оторваться от кресла, старалась приподнять бедра, но все тщетно. Что-то невидимое глазу терзало ее плоть, однако Алиса не кричала. Она, видимо, уже усвоила урок, согласно которому крик приносил еще больше боли.

– Просто начни говорить, и она перестанет страдать, Адам! – Он мило улыбнулся, как делал это, наверное, тысячи раз, сидя в ресторане и потягивая мартини с водкой.

– Да, скажу, прекрати это! – прошептал я, ощущая, как начали покалывать бедра.

Октябрь вновь коснулся экрана телефона, и Алиса с облегчением выдохнула, не отрывая при этом взгляда от телевизора.

– Не тяни, Адам, ты уже ощутил, как действует этот препарат, так что должен понимать: времени у нас не так много.

– Это матричный анализ данных из социальных сетей, ничего сверхъестественного, кроме того, что Разоблачитель разработал новый подход к их сортировке, – выпалил я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более правдиво.

Пусть я умру сегодня, но изобретение Виктора еще может помочь спасти мою Алису, мою девочку.

– Какой подход? – Октябрю явно не терпелось узнать суть этого открытия, так как он принялся тереть ладонью о колено.

– Разоблачитель разработал алгоритм определения психологического портрета по данным, опубликованным в социальных сетях, по истории поиска и просмотров. И это не просто определение интересов и предпочтений, такие фокусы давно известны поисковикам вроде Google. Тут нечто большее, сродни магии. Так, например, тебя может вообще не быть на том же Фейсбуке, но если о тебе говорят пять или десять человек, то система выйдет и на тебя, просто сверив особенности уже известных пользователей, взвесив степень доверия к ним и отбросив то, что не имеет отношения к делу.

– И как вам удалось выйти на меня? А? – Октябрь встал с кресла и склонился надо мной. – Объясни мне, Адам! Алиса обсуждала меня с кем-то? Как Разоблачитель узнал, что ее надо искать в Санта-Барбаре? Это была ложная информация, уловка, но вы не могли знать этого, если не прослушивали мой телефон. Отпечатки пальцев в твоей спальне – пустышка, парень! Ответь мне, Адам, иначе я вновь пущу в дело свое чудесное кресло, и оно порвет очаровательную попку моей новой любимицы.