Стивен Бакстер - Война миров 2. Гибель человечества

У него был северный акцент – возможно, ливерпульский. На рукаве его формы я увидела нашивки, а на щеке – шрам от ожога, похожий на шрамы Уолтера, но не такой глубокий. Теперь, когда я разглядела солдата получше, он показался мне моложе – лет тридцати, быть может.

– Не имею чести вас знать, сержант, – сказал Грей.

– Лейн, сэр. Из Корпуса королевских инженеров.

– Похоже, вам случалось сражаться – но не против марсиан.

– На русском фронте, сэр.

Признаюсь: после этого честного признания я так и впилась в него глазами – как и остальные, кто был в лодке. Сержант Лейн был слухом, воплотившимся в реальность – грубую, покрытую шрамами. Так, значит, британские солдаты даже сейчас сражались бок о бок с немцами где-то в Сибири.

– Там с воздушной разведкой все хорошо, – сказал Лейн. – Есть цеппелины, самолеты – хотя русские стараются их сбивать. Но с цеппелина сквозь облака и туман ничего не разглядишь.

– В этом разница между нами и марсианами, Лейн. Они видят сквозь облака, сквозь туман даже в полной темноте. Я говорю «видят» – но это не значит, что они таращат глаза, как мы. Наши умники до сих пор не разобрались, как у марсиан устроено зрение, хотя догадки есть. Вы светитесь в темноте – да, Лейн, представьте себе: тепло вашего тела – это излучение вроде света, пускай и недоступное нашим глазам. Возможно, марсиане способны его отслеживать. А беспроводным сигналам Маркони никакой туман не помеха. Так или иначе, двигаясь в тумане или в полной темноте, мы не усложняем жизнь марсианам – разве что себе. Поэтому лучше перемещаться в ясную погоду, как сегодня: по крайней мере, если марсиане нас заметят, мы и сами сможем их видеть.

Лейн хмыкнул:

– Все это как-то не по-человечески, сэр.

– Да, сержант, безусловно. Но ведь и марсиане не люди, вы согласны?

Мы медленно лавировали между отмелями и наконец вышли в открытое море, где экипаж смог установить злополучный отрывной киль. Из паза, куда он вставлялся, начала сочиться вода и залила днище, и люди начали жаловаться, что у них промокли ноги, но наконец мы плавно и уверенно пошли вперед.

Берег, ровный и однообразный, терялся вдали, превращался в темную полосу на горизонте. Я глядела на то, как он удаляется, с легкой тревогой. Германия была для меня чужой страной и никогда не стала бы домом, как и Франция, но это были куда более безопасные места, чем то, куда я сейчас направлялась.

Мы пересели на более крупные суда без особых происшествий. В открытом море пассажиры нашей лодки – к некоторому моему облегчению – перебрались на борт небольшого корабля «Леди Вейн». Он хранил следы былой роскоши, но поверх ровной белой краски кое-как наложили серую, как у военных судов, а отполированные доски палубы были исчерканы следами солдатских сапог. Однако в составе конвоя также были угольщики и суда для ловли сельди – так что мне могло повезти куда меньше. На нашем корабле были мягкие сиденья и ряд иллюминаторов, из которых открывался прекрасный вид на Северное море. Мы уверенно шли на запад.

Нас с Греем пустили в салон в носовой части, под капитанским мостиком. В салоне было относительно уютно – даже несмотря на то что там яблоку было негде упасть: на полу сидели и лежали солдаты. Когда все разместились на борту, появился стюард и стал разносить на подносе воду и фруктовый сок. Он поприветствовал моего спутника:

– Доброе утро, мистер Грей.

– Боюсь, Перкинс, меня стоит называть лейтенантом – до поры до времени.

Когда стюард отошел, я спросила:

– Так что, лейтенант до поры до времени, стюард вас знает?

– Да, через типа, что владеет лодкой: он хозяин одной из тех больших вилл в Марлоу – вы понимаете, о чем я, – и приятель моего отца. Мы с ним ездили в Хенли играть в теннис.

– Не сомневаюсь.

Грей подмигнул мне и поднял бокал с безалкогольным фруктовым пуншем.

– В Англии нас ждет достаточно тягот. Я решил дернуть за одну из немногих ниточек, которые есть в моем распоряжении, чтобы сделать наше путешествие чуть более приятным.

Я чокнулась с ним.

– Я рада, что вы это сделали, – и, думаю, буду этому радоваться еще часов десять – двенадцать.

Именно столько, по расчетам, должен был продлиться наш путь через Северное море от фризского побережья. Мы должны были пройти к югу от Доггер-банки до Уоша, а там снова рассесться по маленьким лодкам и причалить к берегу. Если бы все прошло хорошо, я оказалась бы в Англии еще до захода солнца, не замочив ноги.

Но ближе к обеду поползли слухи, что кто-то заметил марсиан.

Вскоре после этого раздался грохот.

Лицо Грея и всех остальных исказил ужас, и его причина была ясна. Мы все еще были на полпути между Германией и Британскими островами. А звуки пальбы доносились не с запада, не с английского побережья, где можно было бы ожидать марсиан, а с севера, из открытого моря. Для меня стало неприятным открытием, что ни один из моих спутников, даже самых опытных и закаленных в боях, не имел понятия, что происходит.

На борту «Непобедимого» майора Эрика Идена быстро сморил сон. Он принял душ, как следует подкрепился, надел чистую форму – и прикорнул на груде одеял, постеленных на ковер в офицерской каюте, которую даже в разгар межпланетной войны украшали кожаные кресла и портреты Нельсона на стене. Был полдень, но Эрик совершенно вымотался, бросая уголь в утробу печи, хотя отработал всего полсмены. Позже он рассказывал, что не проснулся даже тогда, когда зазвонили колокола, созывая людей к капеллану на воскресную службу.

Именно тогда прозвучала команда: «По местам!» – и раздался резкий звук сигнального горна.

Эрик мигом вскочил. Он никогда раньше не слышал такого сигнала, но сразу понял, что дело плохо, и побежал бы наверх, даже если бы другие офицеры не оказались столь же расторопными. У Эрика не было конкретного места по боевому расчету. Он подумал было снова спуститься в угольную яму – может быть, там пригодилась бы его помощь, – но не устоял перед соблазном выяснить, что происходит. Так что он протиснулся на открытую палубу.

Он успел как раз к тому моменту, когда на мачте подняли военно-морской флаг. Вокруг царил хаос: матросы бежали к своим позициям, орудия вращались на лафетах, струи черного дыма перечеркивали ясное небо. Эрик подумал о кочегарах, которые сейчас рвали жилы, остервенело закидывая в топку уголь.

Выглянув за борт, он увидел, что «Неуязвимый» был одним из многих кораблей, выстроившихся в линию: на мачтах развевались флаги, из труб валил черный дым. На фоне неба вырисовывались узнаваемые очертания дредноутов – с двумя огромными трубами, с четырьмя орудийными башнями на носу и корме. Эрик был впечатлен и вдохновлен этим грандиозным зрелищем.