Стивен Бакстер - Война миров 2. Гибель человечества

И даже в этот ясный весенний день, когда птицы вокруг щебетали так, как, наверное, щебетали многие тысячи лет назад, Верити была настороже, и я поняла, что мне стоит последовать ее примеру.

– Казалось бы, огромную боевую машину видно издалека, – сказала она. – Казалось бы, можно легко их заметить задолго до того, как они заметят тебя. Но это вовсе не так. Наш глаз привлекает движение, а когда марсиане не двигаются, они зловеще замирают. Краем глаза можно заметить тонкий силуэт и решить, что это шпиль, или флагшток, или радиомачта. Но нет!

– Говорят, на Марсе пыльно. И сумрачно, потому что он дальше от Солнца, – сказала я. – Наверное, для марсиан сегодняшний день на такой планете, как наша, – истинный праздник ярких красок.

– Или же шок. Возможно, привычный нам свет слепит их, как нас белизна лыжной трассы. Может быть, они носят темные очки. Ха! Я бы на это посмотрела.

Верити сказала, что марсиане, как правило, велосипедистов не трогают, поскольку не считают этот вид транспорта, самый демократичный из всех, применимым в бою.

– Пушку на велосипеде точно не увезешь. Но скорость лучше не набирать: это может привлечь их внимание.

– Особо набрать и не выйдет, – пропыхтела я. Мы как раз въезжали на очередной холм.

– Марсианам выгоднее, чтобы мы оставались живы. По крайней мере большинство из нас. Конечно, мы платим ужасную цену. Но мнимая свобода, которую нам предоставляют, дает возможность жить дальше, заниматься делами, вести хозяйство, чтобы прокормиться, и так далее. И эту свободу передвижения мы можем использовать в собственных целях, – Верити постучала себя по лбу. – Как бы ни были остры глаза марсиан, сюда они заглянуть не сумеют, верно?

Мариотта мы нашли к обеду.

Из трактира в Эбботсдейле мы приехали в другой, расположенный на вершине холма у дороги, ведущей к юго-западу от Амершема в сторону Уикома. Я предположила, что раньше это был постоялый двор, и, как многие старые здания в этой местности, трактиры и церкви, он был обнесен стенами из кремня. Я заметила скобы, на которых некогда крепилась вывеска.

Снаружи на скамейке отдыхали на солнце двое мужчин в темных спецовках и кепках. Рядом с ними стояли кружки. Когда мы въезжали на холм, они встретили нас приветственными окликами:

– Доберешься, красотка? Тоби, гляди, как ляжками крутит! Помочь, а?

Все это они сопровождали непристойными жестами.

Верити взглянула на меня:

– Не обращайте внимания.

Я пожала плечами. Но заметила, что жидкость в кружках прозрачная, как вода. Что бы они ни пили, это было не пиво.

Я огляделась. Мы были необычайно близко к поселению марсиан. С холма даже был виден край Редута – огромной ямы, выкопанной на руинах Амершема, бурого шрама на зеленой земле. Это было к северо-востоку от нас, а на северо-западе, где к лагерю марсиан примыкала долина, земля была затоплена и над водой виднелись деревья, изгороди и дома. Я предположила, что своими бесцеремонными раскопками марсиане повредили местную дренажную систему, поэтому наводнения здесь наверняка были обычным делом.

Пока мы спешивались, мужчины, пошатываясь, встали и картинно помахали нам кепками. Лет им было примерно по тридцать, оба суровые и крепкие, с грубо подстриженными волосами и грязными шеями. И хотя держались они как пьяные, глаза у них были на удивление ясными. Что-то здесь было не так.

Один из них подошел ко мне.

– Добро пожаловать в «Летучую лисицу», дамочка. Я Джефф, а это Тоби.

Другой фыркнул.

– Да нет же, дурень, это я Джефф, а ты – Тоби.

– Давай-ка я тебе помогу с этим драндулетом, – сказал мужчина и левой рукой схватился за руль, а правой ущипнул меня пониже спины. – Ой-ой!

Едва он успел меня коснуться, как я схватила его за указательный палец, выкрутила его и заломила мужчине руку за спину, вынудив его встать на одно колено.

– Ай! Тихо, тихо! Я ж ничего плохого не хотел!

– Думаю, можно его отпустить, Джули, – спокойно сказала Верити. Она поставила велосипед на подставку и чуть приподняла куртку, чтобы был виден револьвер на поясе.

Второй мужчина поднял руки.

– Ладно вам, давайте-ка успокоимся, – предложил он. В его голосе все еще слышался деревенский говор – а вот пьяная бессвязность куда-то делась.

Я в последний раз крутанула своему обидчику палец и отпустила его.

Мужчина вскочил, потряс рукой и спрятал ее под мышку.

– Я ж ничего такого, ну. Просто играл свою роль, только и всего.

– Играл роль? Оно и видно, – я взяла одну из кружек и вылила на землю прозрачную жидкость. – Вода из колодца? Даже болван вроде тебя от воды не опьянеет, Джефф. Или Тоби?

– Ни то ни другое, – огрызнулся он. – Незачем тебе знать мое имя.

Верити опустила куртку.

– Джули, это все прикрытие на случай, если марсиане увидят.

– Вот именно, – сказал мой обидчик. – Они привыкли видеть здесь пьянчуг, которые над ними потешаются, даже когда они приходят на нас посмотреть. Главное – держаться подальше от их щупалец и сетей… Вряд ли им хватит ума отличить настоящего пьяницу от притворщика.

– Ты, я смотрю, вжился в роль.

– Ну а что такого? И где ты научилась таким приемам?

– В Париже, если тебе так интересно. Во время Первой войны мы с невесткой бежали из Лондона, и нам пришлось пробиваться через мужланов вроде тебя. А после войны я научилась защищаться как следует.

– Да я не хотел…

– Так тебе и надо, – отрезала Верити. – Ладно, пойдем, Мариотт нас ждет. – Она оттолкнула мужчин и без дальнейших проволочек повела меня под прохладную сень трактира.

Человека, известного как Мариотт, мы нашли в подвале. Разумеется, марсиане не имели никакого представления о человеческих именах, но, видимо, секретность во время подобных операций входит в привычку.

Мариотт был смуглый и темноволосый, низкорослый, лет пятидесяти, с выраженным лондонским акцентом. Он угостил нас чаем, кипяток для которого налил из дьюаровского сосуда.

Подвал, где слегка пахло сыростью, освещали коптящие свечи – с виду самодельные. Большую часть пространства занимали привычные для таких мест вещи: стойки с пустыми пивными бочками, бочонками поменьше, картонными коробками и трубами, стеллажи с бутылками. Но были там и довольно неожиданные предметы: груда винтовок, ящики с боеприпасами и даже что-то вроде пулемета. На стенах были развешаны карты – точные и качественные, явно предназначенные для военных. На картах было много карандашных пометок, красных и белых, а некоторые участки были закрашены синим – должно быть, так отмечали затопленные области. На столе у стены стояло что-то похожее на радиоприемник.

Мариотт сел в кресло за красивым широким столом, который смотрелся в этом подвале очень странно, а мы уселись на табуретки, видимо принесенные из бара. На столе под кремневым пресс-папье лежали бумаги.