Александр Розов - Ехиднаэдрон - решето джамблей

— Ну тебя совсем, — слегка обижено буркнула француженка.

— Где-то тут может лежать разгадка, — повторил Майкл, и обратился к Аслауг, — что ты рисуешь?

— Гоблина, — ответила голландка.

— Зачем? — спросил он.

— Так, просто вспомнила Саймака «Заповедник гоблинов». Опять фигня получилась…

Она смахнула рукой со стола листок с незавершенным рисунком. Юлиан поймал этот листок, машинально сложил его трапецией, оторвал лишнюю боковую полоску, затем развернул получившийся бумажный квадрат с линией складки по диагонали.

— Книга как специально к нашему случаю, — продолжила Аслауг, — там был артефакт чудовищно древней цивилизации, на вид просто большой черный кирпич.

— …А на самом деле плотно упакованный летающий дракон, — договорил майор Корнс.

— Слушайте, — произнесла Жози, — а может, Каимитиро, это просто игрушка, домашний питомец, искусственно созданный кем-то в сверхцивилизации джамблей, как дракон в Заповеднике гоблинов? Тогда никакого смысла в этих сообщениях нет.

— А фрагменты TV-трансляций? — спросил профессор Линсано.

— Это объяснимо, — сказала она, — если Каимитиро, как попугай. Он чирикает, и иногда воспроизводит услышанные фразы. Мы не можем расшифровать его чирикание — оно бессмысленно. Мы не можем понять принцип его подборки TV-фрагментов — это тоже бессмысленно. Попугаю случайно понравилась фраза, и он включил ее в чириканье.

— Тогда мы в окончательной заднице, — резюмировала Аслауг.

— А у тебя еще были сомнения? — снова иронично поинтересовался Юлиан, продолжая складывать бумажный квадрат так и этак, создавая некую угловатую скульптуру.

Майкл сфокусировал взгляд на этих действиях консультанта по ЯД, и спросил:

— Это что, оригами?

— Точно, — подтвердил тот.

— А какое именно оригами?

— Еще минута, — отозвался Юлиан, произвел последние манипуляции с этой бумажной скульптурой и бросил ее в сторону молодого американского эксперта по SETI.

— Стрекоза… — произнес Майкл, поймав оригами, — …Почему именно стрекоза?

— Я не задумывался. Может, навеяно темой о чудовищно древних сверхцивилизациях. Стрекозам 300 миллионов лет, но наши дроны в сравнении с ними говно по всем ТТХ. Маневренность, энергетическая экономичность, и эффективность схемы глаза-мозг.

— Я думал: у стрекозы не мозг, а ганглии, — сказал британский майор.

— У стрекозы мозг, а у людей вторая задница в черепе, — отреагировала Аслауг.

— Опять ты про задницу, а я серьезно спросил.

— Если серьезно, — включился профессор Линсано, — то интегральная схема глаза-мозг прекрасное эволюционное изобретение стрекозы. Время эффективного срабатывания порядка миллисекунды, в сто раз быстрее, чем у млекопитающих, включая людей. По существу, каждый из десятков тысяч автономных элементов ее фасеточного глаза, это сопроцессор мозга, получающий и сразу обрабатывающий поток оптических сигналов сенсора под шестиугольной линзой-фасеткой. Такая шестиугольная мозаика, а точнее двойная шестиугольная мозаика двух глаз, прорисовывает объемную картинку мира с частотой 500 герц, и сразу предлагает центральным ганглиям альтернативы действий.

— Двойная шестиугольная мозаика? — переспросил Майкл.

— Да, — профессор кивнул, — если вы приглядитесь к глазам стрекозы, то различите эти шестиугольные ячейки фасеточных линз.

Майкл воскликнул что-то вроде «wow!», и хлопнул ладонями по столу.

— Слушайте! До меня дошло! Мы принимали само собой разумеющимся, что базисом информационной системы джамблей являются двоичное счисление и прямоугольные реляционные таблицы. Казалось, что они образуют наиболее простой и естественный метаформат представления данных, который должен быть универсальным для любых цивилизаций во Вселенной. Мы не ошиблись с двоичным счислением, но ошиблись с прямоугольными таблицами. У джамблей приняты двойные шестиугольные таблицы, наподобие тех, что, согласно рассказу Эдуаро, формируются парой глаз стрекозы!

Сделав такое заявление, эксперт по SETI схватил лист бумаги и двумя фломастерами (красным и синим) изобразил две сетки из шестиугольников. Эти сетки — одна поверх другой со сдвигом на полшага — порождали двухцветный ромбический орнамент.

— А такая штука разве не изоморфна реляционной таблице? — спросила Жози.

— Конкретно такая штука — изоморфна, — ответил он, — но если это шестиугольники на сферических поверхностях, и сдвиг произвольный, то изоморфизм пропадет, и случай получится именно тот, что у нас: смысловые кластеры есть, смысловых единиц нет.

— Кажется, будто нет, — поправила Аслауг.

— И что теперь делать с этой головоломкой? — спросил майор Корнс.

— Я знаю человека, который нам нужен! — объявил профессор Линсано, — На японском исследовательском корабле «Уреширю», включенном в проект, есть чудесный дядька Татаока Окинари. Ему почти 90 лет, он самый эрудированный математик из всех, кто известен мне хотя бы понаслышке. Томас, нам нужен многоканальный сеанс с бортом «Уреширю» прямо сейчас.

— Ясно, проф, я все устрою, никаких проблем! — майор был искренне рад, что ситуация начинает проясняться.

Пословица «хуже нет, чем ждать и догонять» четко характеризовала общее настроение научной группы «Гулливера» следующим утром. Татаока Окинари оказался настолько аккуратен в расспросах, что телеконференция с ним продлилась до рассвета. Когда же объяснения завершились, почти 90-летний японец извинился, что годы все-таки слегка тормозят мысль, поэтому решение задачи будет готово лишь завтра к вечеру. Это было сказано с такой спокойной уверенностью, что даже капли сомнения не появилось, что Окинари за полтора дня найдет ключ к языку джамблей.

Так сложилась утренняя ситуация. Если прошлые несколько дней группа «Гулливер» догоняла, то теперь ей оставалось ждать. От такой резкой смены стиля, возникло некое неосознанно-тревожное ощущение — как после кошмарного сна о падении в пропасть. Кстати: хотя участники мозгового штурма двое суток спали лишь урывками, у них не возникло желание сейчас (в условиях ничегонеделания) просто лечь спать.

Кто-то потянулся на открытую палубу, кто-то — в столовую, кто-то — в библиотеку…

Юлиан выбрал бы открытую палубу, но его перехватил вахтенный старшина.

— Мистер Зайз, вас ждет генерал Тауберг в курительной комнате.

— Что-что? Я думал: на «Гулливере» вообще запрещено курить.

— Там тоже запрещено курить, сэр. Просто название такое: курительная комната.

— Тогда понятно. Курительная комната, в которой запрещено курить, это превосходное дополнение к безалкогольному пиву, бесконтактному сексу, и бесполезной работе.