Александр Розов - Букет для улитки

— Факты, но не объективная реальность, — ответил гуру, — как известно, факты это лишь отвердевшее мнение о событиях объективной реальности. Нередко — ложное мнение.

— А можно без заумной философии, ближе к жизни? — сердито спросил Поль.

— Разумеется, можно. Наберите в интернет-поиске на вашем смартфоне: Руди Ландрад тюрьма Штамхайм, с установкой фильтра поиска на последний час.

— Гм… И что я увижу по-вашему?

— Вы увидите отличие ваших фактов от событий объективной реальности.

— Ладно, — проворчал майор-комиссар, провел предлагаемые действия в сети, и…

Результат был обескураживающий. Оказывается, полчаса назад на брифинге МВД под давлением репортеров, замминистра признал, что Рудольф Ландрад, арестованный по подозрению в терроризме, умер вечером 12 мая в тюрьме Штамхайм. От замминистра следовали объяснения и опровержения слухов (как обычно в таких случаях: нелепые и неубедительные для критично настроенной публики). Блоггеры уже провели аналогию между смертью Ландрада и смертью активистов RAF в этой тюрьме в 1977-м. Вот это выглядело убедительно. Так что, Рудольф Ландрад вместе с улиткой Помми, начинали обретать черты двуликого идола: этаких постмодернистских Ромео и Джульетты. Хотя, после терактов в Вадуце было ясно, что Рудольф Ландрад — не тот улиткофил, который назвался Руди Ландрадом при подготовке терактов и публикации угроз. Где логика?..

— Не ищите логику в фольклоре и нео-фольклоре, — посоветовал Ян, будто читая мысли майора-комиссара, — кстати, в блогосфере уже распространен апокриф — опровержение смерти Рудольфа Ландрада. Якобы, полиция и спецслужбы просто выдали желаемое за действительное, тогда как Рудольф жив и продолжает мстить плутократии за любимую улитку Помми. Типичный сценарий для фольклора. После смерти Нерона, в различных провинциях Рима возникли последовательно три Лже-Нерона, второй из них: Теренций Максим — прототип главного героя романа Фейхтвангера. Очень любопытно сейчас, на свежем социальном материале, исследовать развитие лже-персоны.

— По-вашему, все это похоже на развлечение? — хмуро спросил Поль Тарен.

— Нет, но это похоже на ремейк мифа о схождении Ананке в мир мертвых…

— Что-что???

— …За своим любимым, которого забрали подземные боги, — продолжил гуру, — это миф шумерского происхождения. Рассказывают, будто Ананке хотела вернуть любимого, а подземные боги сочли это нарушением своего закона, убили ее, и подвесили на крюк в назидание всем, кто мечтает оспорить их могущество. От Ананке осталась лишь тень — своеобразный негатив предначертания. Застыли движущие силы природы. Животные перестали спариваться, насекомые больше не опыляли цветы, тучи не наполняли реки дождем, а тень Ананке тянулась дальше, к небесным богам-светилам. Боги испугались, плюнули на законы, и отработали задний ход пока не поздно. Дело завершилось неким паллиативом. Ананке воскресла, ее любимый стал жить с ней на земле половину года, спускаясь на вторую половину года в подземный мир. Соответственно, на эту вторую половину года жизнь замирает. Таково напоминание богам о тени Ананке…

Гуру замолчал, медленно допил бренди, и жестом попросил бармена повторить. Поль Тарен тоже опустошил свою рюмку, и поинтересовался:

— Какое отношение к терактам имеет этот шумерский миф?

— Комиссар, вы читали мое эссе? — встречно поинтересовался Ян Хуберт.

— Гм… Честно говоря, я читал только резюме наших аналитиков о нем.

— Любопытно, и что же пишут ваши аналитики о моем эссе?

— Они пишут, что это метод открытия окна Овертона путем неизбирательного террора, проводимого за счет самих жертв через паззл тайной силовой конкуренции.

— Простите, комиссар, а что в данном случае паззл?

— Это, — ответил Поль, — например, когда корпорация «Solfo» желает получить сегмент пищевого рынка для своего искусственного мяса и нанимает веганов-радикалов, чтобы терроризировать ключевые точки корпораций «Brado» и «Eltsen». В свою очередь, для «Eltsen» важно закрепиться на рынке Южного полушария, и она нанимает эко-бойцов, которые терроризируют в Бразилии агрокомплекс «Brado». Что касается «Brado», то ей интересно потеснить «Solfo» и «Eltsen» на севере в секторе безалкогольных напитков. Разумеется, тема не ограничена пищевым рынком. Есть телефоны, автомобили, любые товары, вообще говоря. Главное, что общество оплачивает террор против себя.

— Это вовсе не новость, — прокомментировал гуру, — общество давно оплачивает террор против себя, давая налоги государству. Еще общество оплачивает террор против себя, покупая что-либо у мега-корпораций. Впрочем — обществу не оставляют выбора. Если холдинг «Eltsen» решает расширить в Африке продажи бутылей с питьевой водой, то коррумпирует местные власти, и скупает земли вокруг водоемов. Плати — или умри от жажды. Такова общая вредоносная стратегия государства и финансовой олигархии.

Поль Тарен вздохнул, и прожевал кусочек груши с кусочком сыра.

— Доктор Хуберт, пожалуйста, давайте обойдемся без анархистской пропаганды.

— А кто говорил об анархизме? Я лишь констатировал нечто общеизвестное.

— Хорошо. Вы констатировали. А что вы скажете о резюме наших аналитиков?

— Скажу, что они такие же неучи, как Гленн Бек, автор сказки об окне Овертона.

— Минутку, доктор Хуберт, кто, вы сказали, автор… Э-э…

— …Сказки об окне Овертона, — договорил Ян, — видите ли, сам Джозеф Овертон ничего подобного не выдумывал. Он применял обычную эвристику «окна возможностей» для рекламных схем. После его гибели в аварии, Гленн Бек, сочинитель книжек по мотивам популярных теорий заговора, приписал ему раскрытия очередного заговора, названного «Окном Овертона». Чепуха в яркой обложке. Ваши неучи-аналитики не знают этого, и живут в вымышленном мире. Война мега-корпораций друг против друга, это из тех же книжек в ярких обложках. В XXI веке все мега-корпорации — щупальца одной медузы. Войны между государствами и между мега-корпорациями бывают лишь, когда у этой уродливой медузы обостряется синдром множественной бюрократической личности.

— Возможно, доктор Хуберт, вы правы насчет мега-корпораций, но окно Овертона, это логичное объяснение тому, что в обществе расползаются всякие пакости.

— О, комиссар! Как поэтично! В обществе расползаются всякие пакости. Какие же?

— Такие пакости, о которых раньше нельзя было даже упоминать! Но вот, кто-то, у кого имеется интерес, нарушает это табу, и вытаскивает пакость на публичное обсуждение. Именно тут начинается окно Овертона. Немыслимое превращается в радикальное и, по принципу моды на экзотику, становится для многих приемлемым…

Тут Тарен остановился. Только что произнесенное им краткое объяснение принципа окна Овертона, ранее казавшееся последовательным и логичным, вдруг предстало, как бессмысленное и убогое. Собственно, о каких табу идет речь? Типичные примеры при объяснениях теории окна Овертона: гомосексуализм и порнография. Действительно, в пуританском обществе начала XX века было немыслимо публичное обсуждение таких вещей. Но в 1960-х они утратили табуированность. А в 1980-х Ларри Флинт выиграл в верховном суде США право своего журнала публиковать извращенное порно. Вот так перевод вещи из табуированной в открыто обсуждаемую, сделал эту вещь модной, а в дальнейшем — легальной. В ходе морального ренессанса 2010-х удалось запретить лишь некоторые виды порно, а гомосексуализм остался легальным. Так, с применением окна Овентона, делается бизнес на человеческих пороках…