Фрэнк Герберт - Вселенная сознающих

– Я слушаю тебя.

Он рассказал ей о своих подозрениях.

– Эти пан-спекки… Это не те, которые могут принимать облик представителей других биологических видов?

– Да, за исключением глаз. У них фасеточные глаза. Любой пан-спекки, который может свободно передвигаться и имитировать представителей других видов, является единственным таким воплощением. Он представляет собой лишь одно из пяти тел; он хранитель эго, носитель идентичности. Эти свойства периодически переходят к следующему телу из пяти. Для пан-спекки препятствование такому переходу является тягчайшим преступлением, хотя есть хирургические методы фиксации эго в одном-единственном теле.

Джедрик метнула взгляд в сторону двери.

– Ты уверен в этом?

– Все признаки налицо.

– Можно ли замаскировать фасеточные глаза?

– Способы есть: контактные линзы или небольшая хирургическая операция. Меня учили распознавать такие вещи, и я могу точно сказать, что учил ее отнюдь не Гар.

Она недоверчиво посмотрела на него.

– Брой?

– Гралуз был бы идеальным местом, где можно спрятать ребенка, но… – Он с сомнением покачал головой. – Не думаю. Из того, что ты говорила мне о Брое…

– Да, он говачин, – согласилась Джедрик. – Тогда кто?

– Кто-то, кто влиял на нее, когда она была совсем молода.

– Ты хочешь допросить пленных?

– Да, но я не знаю их потенциальную ценность.

Она уставилась на него, не скрывая удивления. Это было проницательное, поистине досадийское высказывание. Все это выглядело так, словно Макки, которого она, как ей казалось, хорошо узнала, вдруг преобразился прямо у нее на глазах. Конечно, он пока не стал досадийцем настолько, чтобы ему можно было полностью доверять, но она не ожидала, что он будет учиться так быстро. Он вполне заслуживает того, чтобы ознакомить его с боевой обстановкой и доверить оценку способностей Трии и Гара. Эту оценку она донесла до Макки в чисто досадийской манере: слова только по существу, быстро, отрывисто, экономично, что предполагало у слушателя умение понимать смысл стремительно и точно.

Макки отметил про себя, в чем она ограничивает свою речь, подгоняя ее под его способности к пониманию. Это было похоже на инструктажи, которые он давал у себя в Главном Центре Бюро молодым агентам. Он видел себя на ее месте, видел, как она оценивает его. Она выражала ему свое уважение, сдобренное любовью, как выражает взрослый свое уважение к ребенку. Он понимал также и то, что, когда они вернутся на командный пункт, эта любовь будет скрыта под маской беспристрастности. Но любовь была там, внутри. Он не имеет права предавать ее доверие, рассчитывая на это чувство, в противном случае оно будет скрыто навсегда.

– Я готов, – сказал он.

Они вернулись на командный пункт. Макки отчетливо представлял, как будет действовать. Здесь не было и речи о взаимном безусловном доверии. Тебя всегда будут засыпать вопросами, подвергать сомнению все сказанное и сделанное тобой. Тобой всегда будут манипулировать. Некоторое уважение, весьма сдержанное и вынужденное, – вот единственное, что могут проявить открыто. Они действуют заодно только ради выживания, или когда в совместных действиях проглядывает личная выгода. Даже объединяясь, досадийцы остаются законченными индивидуалистами. Они подозревают в двурушничестве любого приносящего дары, потому что никто не расстается со своим кровным бескорыстно. Самые безопасные и надежные отношения – это отношения, в которых правила определяются нишами иерархии, – в этом случае и сверху и снизу угрожает минимальная опасность. Все это напоминало Макки рассказы о поведении человеческих бюрократов в эпоху задолго до начала дальних космических путешествий. Много лет назад он и сам столкнулся с межвидовой корпорацией, которая вела себя точно так же до тех пор, пока Бюро не показало ей всю ошибочность подобного образа действий. Эти бюрократы использовали любые грязные трюки: подкуп, копание в грязном белье и другие скрытые и явные формы шпионажа; они сеяли раскол в оппозиции, прибегали к убийствам и шантажу, даже к похищениям. Мало кто в Конфедерации не слышал о Ведомстве Межгалактических Поставок, ныне канувшем в небытие.

Макки остановился в трех шагах от пленных.

Трия заговорила первой:

– Вы решили, что будете делать с нами?

– Вы можете оказаться полезными, – ответил Макки, – но у нас есть к вам несколько вопросов.

Местоимение «нас» не ускользнуло от внимания Трии и Гара. Они оба посмотрели на Джедрик, которая с равнодушным лицом стояла рядом с Макки.

Он обратился к Гару:

– Действительно ли Трия является вашей родной дочерью, вашим биологическим ребенком?

Трия была явно удивлена, и Макки понял, что она пытается сказать: ей все равно, заметил ли он ее реакцию. Гар, однако, выглядел по-настоящему потрясенным. По досадийским стандартам он был просто ошеломлен. Значит, Трия не является его родной дочерью, но до этого момента Трия никогда не оспаривала их родства.

– Говорите, – сказал Макки.

Досадийское немногословие поразило Гара, словно молнией. Он посмотрел на Джедрик. Казалось, у Джедрик хватит терпения до бесконечности ждать ответа, поэтому она никак не отреагировала ни на слова Макки, ни на миммику Гара.

Признав свое поражение, Гар перевел взгляд на Макки.

– Я пришел с двумя женщинами – нас было всего трое, – преодолев дальние горы. Мы попытались организовать здесь производство чистого продовольствия. В то время на Окраине многие пытались это сделать. Они редко возвращались. Всегда что-нибудь случалось. Планеты погибают без причин: высыхают источники воды, кто-то ворует урожай. Боги ревнивы к успеху. Мы всегда так говорили.

Он взглянул на Трию, которая смотрела на него не меняясь в лице.

– Одна из женщин умерла в первый же год. Вторая заболела во время второй жатвы, но выжила и пережила следующую весну. Это было во время уборки урожая… Мы пошли в сад – ха! в сад! – и там увидели ребенка. Мы не имели ни малейшего понятия, откуда он взялся. Девочке было лет семь, не больше восьми, однако по поведению она была сущий младенец. Такое довольно часто происходит на Окраине – разум старается избежать ужаса окружающей жизни. Мы взяли ее к себе. Иногда такого ребенка можно воспитать и научить чему-нибудь полезному. Когда женщина умерла, а урожай погиб, я взял с собой Трию и мы вернулись на Окраину. То было страшное время. Когда мы вернулись… я заболел, и Трия помогала мне. С тех пор мы вместе.

Макки был глубоко тронут этой историей и не смог скрыть свою реакцию. Он не считал, что должен ее скрывать. Своим новым досадийским сознанием он прочитал всю эту сагу, изложенную скупыми словами, как рассказ о событиях, которые были вполне обычны по меркам Окраины. Его, однако, взбесило другое содержание, которое он угадал в словах Гара.