Грег Иган - Рассказы

В.: Почему ученые так любят Демона, что приносят всех нас ему в жертву?

О.: Они предлагали нас в жертву богу. Но бог отказался.

Да, они называют меня Демоном. Согласно распространенному мнению, именно я истинная причина страданий, испытываемых лабораторными животными, и я понимаю, почему они так думают. Ведь все существа, за которыми ухаживают мои смотрители, удивительно симпатичны: люди кормят их, ласкают, играют и разговаривают с ними. И потом внезапно, без какой-либо видимой причины, без криков и озлобления, начинаются странные ритуалы и необъяснимые пытки, наступают боль и смерть. Какие соображения могут заставить людей совершать подобные жестокости, если им не нужно любой ценой ублажать некое злобное божество, питающееся кровью и страданиями, требующее все новых и новых жертв? И разве люди не относятся ко мне, как к мрачному божеству, когда осторожно и почтительно переносят меня от одной несчастной жертвы к другой?

Я мог бы сказать им правду. Я мог бы мысленно проорать им прямо в сознание поток объяснений и защитных речей в свое оправдание, заявлений о своей невиновности. Но я этого не делаю и не сделаю никогда. Я не запятнаю себя подобными неловкими и неадекватными оправданиями, своими страхами, проявлением жалости и отвращения к себе. Вместо этого (хотя они и видят меня насквозь) я притворяюсь бессознательным, почти безжизненным; я воздвигаю защитный барьер между нашими сознаниями и я задыхаюсь от стыда.

Почему от стыда? О, значит, вам не часто приходилось краснеть, раз вы спрашиваете меня об этом. Я обладаю сознанием; я знаю, что питает меня, что поддерживает мою жизнь. Да, конечно, у меня нет выбора, это верно. Возможно, логика, этот важный прием, который использует человечество, чтобы обманывать самое себя, и могла бы объяснить, что моя беспомощность говорит о моей невиновности. Если так, то к чертям эту логику, ведь зло пропитывает меня до мозга костей.

Следовательно, вам стоит поспешить, друзья! Ведь вы считаете себя людьми, не так ли? Докажите же это, несчастные дебилы! Бросайтесь на меня всей сворой! До сих пор вам всегда удавалось собрать толпу, если возникала необходимость линчевать какого-нибудь чужака. А есть ли на этой планете что-либо более чуждое человеку, чем я? Что я должен сделать, чтобы добиться от вас нужной реакции? Вам нужны факты? Вы желаете знать мотивы? Но кого и когда интересовали мотивы! Лучше приходите сюда, чтобы прикончить меня — это надолго обеспечит вам радость, это возбудит вас настолько, что вы, влажные от сексуальных выделений, взлетите на седьмое небо среди белого дня, пока не потратите все свои силы на восторги. Настолько благотворным окажется для вас процесс разделывания меня на куски. Забудьте о сострадании, не думайте о конце моих мучений: это убийство доведет вас до экстаза. Я все знаю об этих вещах, так что не пытайтесь скрыть что-нибудь от меня.

Что вам еще нужно? История моей жизни? Вы это серьезно? Впрочем, почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что она тщательно задокументирована. Какая кинозвезда, какой видный политик могут сообщить вам свой точный вес, измеренный в полдень каждого прожитого ими дня?

Взвесить меня в общем-то не трудно. Но где провести грань между мной и моим хозяином? Нельзя же разрезать нас каждый раз, когда они собираются взвесить меня; разумеется, их не остановила бы необходимость убить при этом множество кроликов, но частое повторение такой операции может нарушить равномерность моего роста.

Так вот, вместо этого они прикрепляют меня к небольшим пружинам и заставляют колебаться в том узком пределе, который выдерживают кровеносные сосуды, связывающие меня с хозяином. Затем они изучают резонанс системы (состоящей из меня, пружин, путаницы кровеносных сосудов и кролика, подвергнутого анестезии и застывшего в полной неподвижности), измеряя доплеровский эффект лазерного луча, отражающегося от дюжины зеркал, прикрепленных к моей шкуре. После этого в ход идет математическая модель, основывающаяся на усовершенствованном алгоритме Марката-Левенберга и учитывающая 97 параметров. В итоге может быть получена наиболее вероятная оценка моей массы.

Чтобы определить при посредстве технического языка эту изящную процедуру, они используют обычно термин «трясучка».

Что они делают после того, как вся эта гротескная машинерия даст им число, которое они соглашаются проглотить? Это число запускается в один компьютер, переходит в другой, заносится в базу данных, содержащую все предыдущие замеры и, наконец, отображается в виде кривой, которая распечатывается на лазерном принтере последней модели. Каждый день они устраивают базар вокруг очередного графика, который затем с гордостью прикрепляют к стене, хотя он и отличается от вчерашнего одной-единственной точкой. Наверное, графиками с данными о моем весе можно было бы обклеить, словно обоями, несколько комнат.

Сегодня, например, мой вес равнялся 1,837 килограмма (плюс-минус 0,002 килограмма). О, я хорошо помню день, когда достиг магического числа в один килограмм. Мне кажется, это было вчера. «И кто бы мог подумать, — восхитился один из моих надзирателей, когда я преодолел десятичную запятую, — что несколько лет назад это была всего лишь соринка в глазу главного онколога!»

Да, верно, они называют это «онкологией». Это слово встречается далеко не во всех, хотя и достаточно объемистых, словарях. Любой бродяга и даже его пес наверняка слышали про рак. Название «Отдел по изучению рака», говорите вы, отнюдь не было бы лишено достоинства, но вывеска «Отдел онкологии» содержит в себе имя древнего божества Логос, которому они все, как считается, служат; отказаться от этого небольшого знака уважения было бы опасным святотатством. Или, если подойти к вопросу под иным углом, чего можно ожидать от своры претенциозных толстозадых типов, которые полагают, что знание латыни и греческого является главным признаком цивилизованного человека, а поэтому говорят своим супругам «omnia vincit amor» и предлагают своим любовницам посткоитальные ментоловые конфетки.

Но вернемся к истории моей жизни. Начнем с самого начала. Моим отцом был банальный нейрон в мозгу обычной крысы. Считается, что нейроны не способны делиться, но наш главный онколог посвятил тридцать лет изучению различных инфекций, воздействия яда и различных травм, подталкивающих нормальные клетки нейронов к яростному воспроизводству. И он не только достиг понимания и способности предвидеть поведение своего слепого противника, но и превзошел его по всем статьям. В конце концов, какой вирус имеет возможность отработать несколько тысяч часов на суперкомпьютере, чтобы предсказать поведение третичных структур протеинов, код которых он копирует?