Джон Кристофер - Английский фантастический роман

Сержант кивнул.

— И ты захотел научиться семафорному делу, стать сигнальщиком?

— Точно так, сэр.

Говорил мужчина, понятное дело, на современном английском, но не на гортанном языке мужланов, а как ремесленник или торговец; Рейф без труда понимал те устарелые формы слов, которых сигнальщики придерживались в общении между собой.

— А ты книжной грамотой владеешь? — огорошил вопросом сержант.

— Точно так, сэр, — сказал он и неуверенно добавил: — Только ежели слова не особо длинные…

Член гильдии снова рассмеялся и хлопнул мальчика по спине.

— Что ж, маленький господин Рейф Бигленд, если захотел стать сигнальщиком и читать способность имеешь, коли слова коротки, — а мой учебник тощ, Бог в том свидетель, — то, ежели ты не лгун, попробую тебе пособить. Ступай за мной.

Он встал и направился в сторону башни. Рейф застыл, в нерешительности моргая, потом подхватился и засеменил за мужчиной — голова у него закружилась в ожидании чудес.

Они поднялись по крутой тропке, которая вилась вокруг холма. По дороге сержант рассказал, что Силбери-973 — звено в цепи семафорных башен третьего класса, которая начинается в пригороде Лондониума на огромной ретрансляционной станции в Понтсе и тянется вдоль дороги до самого Аква-Сулиса. Обслуживающий персонал состоит из… Но Рейф отлично знал из кого. Пять человек, включая сержанта; их домики стояли в стороне от селения. Жилища сигнальщиков повсюду строились именно так, на отшибе, дабы лучше охранять гильдейские тайны. Члены гильдии не платили десятину местным властям, не признавали никакого начальства, кроме собственного; в принципе они были подсудны обычному суду, но на деле их не трогали. У них было полное самоуправление на основе собственных суровых законов; только отчаянный смельчак или полный идиот осмеливался идти против самой богатой английской гильдии. Сержант говорил чистейшую правду. Когда короли ждали важных известий с неменьшим нетерпением, нежели люди простые, им не было нужды беспокоиться — сигнальщики не подводили. Даром что папы строили каверзы гильдии, ревнуя к ее свободе, сам Рим слишком зависел от раскинутой по всему континенту сети семафорных башен и ограничивался мелкими придирками и жалобами. До сих пор члены гильдии пользовались тем предельным объемом свободы, который только возможен на землях полушария, целиком подвластного Воинствующей Церкви.

Хотя в своих мечтах Рейф не раз бывал внутри сигнальной вышки, ему предстояло войти туда впервые. Он замер как вкопанный на деревянной ступеньке — растущий благоговейный страх воздвиг почти осязаемый непреодолимый барьер. Рейф никогда не подходил так близко к семафорной башне; шлепающие звуки мелькающих крыльев, пощелкивание десятков крохотных сочленений звучали в его ушах сладчайшей музыкой. Отсюда была видна верхушка сигнального устройства, которая неясно вырисовывалась над крышей домика наверху башни. Покрытые лаком деревянные перекладины были ярко-оранжевого цвета, как лодочные мачты; крылья семафора, чернея на фоне неба, ходили вверх-вниз. Он различил возле их концов крепежные гнезда и петли, куда при плохой погоде или ночью вставляли зажженные факелы, если следовало передать срочное важное сообщение. Однажды он видел такие мечущиеся огни с расстояния во много миль — из долины. Это было в ночь, когда скончался король.

Сержант открыл дверь и подтолкнул мальчика внутрь. Рейф застыл на пороге. Хотя воздух в помещении был свеж, необъяснимым образом угадывалось присутствие мужчин — в смеси ароматов разных лаков, масел и табачного дыма; а еще помещение напоминало корабль. Жилище на самом деле было просторнее, чем казалось от подножья холма. Здесь чернела гладкими боками нерастопленная печка, радуя глаз начищенными медными деталями. В устье печки был плотно и аккуратно уложен лист красной гофрированной бумаги, а дверцы приоткрыты словно нарочно, чтобы похвастаться, как идеально чисто внутри. Дощатые стены были выкрашены светло-серой краской; на стене, под которую убегал дымоход, бросался в глаза ровно прикрепленный кнопками список дежурств. В одном углу помещения висело несколько вставленных в рамки пестрых выпускных дипломов; под ними мальчик разглядел старенький и мутный дагерротип с группой мужчин на фоне высокой-превысокой сигнальной башни. В другом углу стояла любовно заправленная койка, над ней красовалась нарисованная картинка — смеющаяся девица, на которой, кроме форменной гильдейской фуражки, было мало что надето. Рейф скользнул по ней взглядом с тем легким смущением, которое все же присуще детской равнодушной невинности.

В центре находилось выкрашенное в белый цвет квадратное основание сигнальной мачты; вокруг нее была небольшая платформа, доски которой блестели как полированные — до того были исшарканы. На платформе занимались делом два сигнальщика. У каждого в руках длинные рычаги, которые поднимают семафорные крылья; от рычагов уходят вверх тяги управления через фиксирующие белые полотняные кольца в проеме на крыше. В просветы тяг видно небо, оттуда спускается теплый июльский воздух. Третий работник с биноклем у глаз стоял возле восточного окна и произносил без надрыва и неспешно: «Пять… одиннадцать… тринадцать… девять». Сигнальщики повторяли называемые комбинации, ворочая массивные рукояти, налегая на них всем телом при подъеме сигнальных крыльев и сноровисто используя энергию их опускания для набора следующего знака. Атмосфера была сосредоточенной, но не напряженной; во всем была видна легкость долгой практики. Со стоек на потолке свисало до уровня глаз сигнальщиков контрольное устройство, повторявшее для удобства все подаваемые знаки, но на него редко посматривали. Годы тренировки придавали движениям работников такую изящную ловкость, что мальчик, если бы он хоть раз в жизни побывал в театре, непременно вспомнил бы о выверенных балетных па. Тела то устремлялись вперед, то замирали, то выписывали замысловатые арабески, и все помещение было наполнено убаюкивающими в своей размеренности звуками: дерево — скрип-скрип, сигнальные крылья — щелк-щелк…

Никто не обратил внимания ни на Рейфа, ни на сержанта. Гид негромким голосом продолжал объяснять происходящее. Уже почти в течение часа из Лондониума передавалось длинное сообщение — сводка текущих цен на зерно и скот. Трудно представить, как можно было бы регулировать сложнейшую экономику страны без гильдейской системы связи; при купле-продаже землевладельцы и купцы имели возможность ориентироваться на лондониумские цены. Рейф забыл о своем разочаровании; он жадно слушал и запоминал, во все глаза следя за действиями башенных работников, которые, казалось, составляли единое целое с управляемой ими повизгивающей и постукивающей машиной.