Михаил Ахманов - Недостающее звено

За час, одолев четыреста двадцать километров, он проскользнул над тремя оазисами. О кьоллах, что правили ими, Ивар ничего не знал – он не успел еще выучить имена и родословные всех владетелей этой земли, хотя с самыми заметными персонами все же познакомился. Разумеется, заочно, в голографической проекции; сведения о них, заботливо собранные Гурченко и его предшественниками, хранились в компьютере базы. Барон Эльсанна правил самым большим оазисом, где обитало тысяч восемь народу, и его замок – или Очаг, как говорили в Кьолле, – имел целых четыре этажа. Барон Икангасса был исключительно волосат: грива волос спускалась до ягодиц, а усы, в общем-то нехарактерные для раванцев, свисали почти до подбородка. Барон Аппакини отличался воинственностью; набрав войско в две сотни бойцов, он грабил соседей и даже ходил на племена пустыни – брать у них было нечего, кроме блох и вшей, зато барона овеяла слава великого полководца. Очагом Янукерре правили два брата, Янукерре-старший и Янукерре-младший, большие женолюбы; в их гареме можно было поглядеть на женщин из торговых городов, на обитательниц Вритры и Раху, и даже, как утверждали Такеши и Гурченко, на девушек с дальнего юга. Гарем обслуживал не только двух баронов, но также их уважаемых гостей – особенно если те заявлялись с подарками. У барона Уммизака был в телохранителях степняк-людоед из-за Хребта, тварь свирепости необычайной, с огромными клыками; утверждали, что он любому перекусывает горло и в три приема отгрызает голову. По сравнению с такими выдающимися кьоллами барон Оммиттаха, в чей домен направлялся Тревельян, был не очень знаменит, хотя и у него имелось хобби – жратва и выпивка. Тушеного удава он проглатывал в один присест и запивал его пятью кружками хмельного пойла.

На торговом тракте не встретилось ни караванов, ни одиноких путников. Стоял сезон песчаных бурь, неподходящее время для торговли; начинались они внезапно, длились двое-трое суток и хоронили все живое под тоннами песка. За бурей приходили Сыновья Пустыни, разгребали песок, добивали выживших и брали свою законную добычу – мясо вьючных животных и груз. Людей они, правда, не ели, но выпивали кровь – в пустыне всякая жидкость была драгоценна.

Планер Тревельяна летел в сотне метров над землей и не поднимался выше над обитаемыми оазисами. Бесшумный аппарат скрывала завеса, имитирующая облако, и к тому же автохтоны Пекла редко глядели вверх. Птиц на этой планете не водилось, а небо, когда Асур и Ракшас стояли в зените, пылало таким яростным светом, что могло ослепить любопытного смельчака. Что же до ливней, дарующих жизнь Кьоллу, то здесь их не ждали и с нетерпением не посматривали в небеса: всякий знал, что дожди идут в горах, и влага приходит к земле с потоками хоссов.

В часе пешего хода от Очага Оммиттахи Тревельян спустился вниз и покинул планер. Жара и тяготение тут же навалились на него двойным грузом: температура была за сорок, а гравитация на треть больше земной. Впрочем, к этому он подготовился, особенно к сухому палящему зною и почти полному отсутствию влаги в воздухе – медицинский имплант быстро восстановил терморегуляцию. Пот, кативший по лицу и спине, высох, обжигающие прикосновения Ракшаса превратились в приемлемое тепло, и лишь непривычная тяжесть напоминала, что он не уроженец этой планеты, а чужак. Обликом он тоже походил на жителя Кьолла: тощее, без капли жира тело, плосковатый нос, низкий лоб, маленькие темные глазки под выступающими дугами бровей, огромный рот и черные густые волосы до плеч. Кэти Гравина, бывшая по совместительству врачом, хорошо потрудилась над его внешностью; когда все закончилось и Ивар взглянул в зеркало, то сам перепугался. Человек, однако, привыкает ко всему – тем более стажер, которому не положено капризничать.

Тревельян поправил свисавшую с костлявых плеч хламиду и сделал несколько шагов, убедившись, что ремни сандалий не натирают ноги. Затем он подвесил на плечо фляжку с водой, подпоясался куском веревки и сунул за нее сучковатую ветку дерева сеннши, принадлежность своего ремесла. Он был хишиаггином, служителем Бога Воды Таррахиши, самого почитаемого божества в этих краях. Но уважение, которым пользовался бог, на его адептов не распространялось – если хишиаггин не мог найти сладкую воду, его подвешивали за ноги. Обычно голым и на солнцепеке.

На левой руке Тревельяна сверкал широкий, от запястья до локтя, бронзовый браслет, знак посвященного хишиаггина. Его украшали девять маленьких красных гранатов, расположенных в виде руны воды, и грубовато отчеканенные листья сеннши. Кроме того, в браслете был пульт управления приборами, что оставались в планере – передатчиком, настроенным на волну базы, интравизором и компактной, но мощной лазерной установкой.

Тревельян нажал на красный камень, и его аппарат, окутавшись туманной пеленой, поднялся в небо. Белесоватая дымка парила у вершин утесов, и когда Ивар тронулся в путь, последовала за ним – облачко, почти незаметное на фоне блистающего неба. Шагал он быстро. От нагретых скал тянуло жаром, их поверхность рассекали трещины, и временами попадались довольно глубокие пещеры с кучками сухого тростника и черными кругами кострищ. Эти гроты служили убежищем путникам, когда Ракшас, знойное белое солнце, поднимался в зенит, и все живое, включая песчаных удавов, искало благословенную тень. В пещерах можно было отсидеться в период бури, если она оказывалась не очень длительной, спрятаться от хищника Четыре Лапы, развести огонь и запечь в углях мясо и плоды дигги. Временами, при очень большом везении, даже случалось спастись от разбойников.

Небо над пустыней, от которой Тревельяна отделяли корявые заросли, казалось ясным. Слабое утешение; песчаная буря могла налететь в любой момент, ибо атмосферный фронт на границе предгорий и знойной равнины был неустойчив, и давление менялось с поразительной быстротой. Жаннат Азимбаев, метеоролог, предупреждал, что смерчи возникают внезапно, мчатся со сверхзвуковой скоростью и способны насыпать гору песка за считаные минуты. Поэтому все обитаемые оазисы прятались под защитой горных отрогов, а если скалы были слишком низкими, поверх возводилась стена. За последние десятилетия кьоллы очень усовершенствовались как в строительных работах, так и в ирригации, освоив полезные навыки, внедренные пришельцами с Земли. Но воды для питья – сладкой воды, как ее здесь называли, – все равно не хватало.

Ивар шел уже минут сорок. Тропинка полезла вверх, на скалистый гребень, заставив сбавить темп. Несмотря на все технические ухищрения, медицинский имплант и дополнительный слой кожи, Тревельян сильно вспотел; хотя белая звезда уже прошла зенит, ее лучи, вместе с теплом, струившимся от красного светила, выжимали влагу точно губка. Он сделал пару глотков из фляжки и, поднявшись на скалы, остановился, чтобы передохнуть и осмотреться. Впервые он видел Очаг кьоллов не в голографической проекции, а наяву, и в первый раз он должен был вступить в контакт с людьми из патронируемой расы. Это вызывало трепет, граничивший с неуверенностью. Внезапно он понял, сколь велика – поистине огромна! – дистанция между теорией и практикой.