Михаил Ахманов - Посланец небес

Потонув минут на десять в этой толпе, Тревельян наконец пересек площадь, выбрался к домам в дальнем ее конце и остановился, пораженный. Тут не было пешего пути; площадь дюжиной ступеней спускалась к водам канала, уходившего в обе стороны, а другой канал, более широкий и прямой как стрела, был прямо перед ним и тянулся к морю, синевшему где-то вдалеке клочками яркого шелка. Вдоль этого канала стояли уже не дома, а дворцы из желтого, розового и зеленоватого камня, с башенками, арками и витыми колоннами, с лестницами, что спускались прямо к воде, и цветущими кустами в больших каменных вазах. На уровне второго этажа выступали лоджии и балконы, увитые зеленью, с пестрыми тентами на шестах, и оттуда доносились звуки музыки, смех и веселые голоса. По каналу плыли гребные лодки под паланкинами, и раскрашенная носовая часть суденышек изображала птиц или зверей, уже знакомых Тревельяну, саламандру или дракона нагу, клыкача или коня, медоносную бабочку, птицу ках или птицу-рыболова. Еще больше лодок самого фантастического вида были причалены к площади – собственно, уже не площади, а пристани в километр длиной, выходившей к поперечному, более узкому каналу. Над ним и над другой водной магистралью, той, что тянулась к морю, горбатились мосты числом тридцать или сорок, все разные видом, то с причудливыми фонарями, то с аркой посередине, то с изваяниями мифических чудищ, пальмами в кадках или павильоном на резных столбиках. Зрелище было чарующее, пестрое, живое, и Тревельян, прикрыв ладонью глаза от яркого света Ренура, испустил восхищенное: «О!»

– Не первое «о», которое я слышу на этом месте, – раздался иронический голос за его спиной. – Не бывал прежде в Мад Эборне, рапсод?

Тревельян обернулся и отвесил поклон нобилю лет тридцати, в персиковом наряде, расшитом золотыми кружками и подпоясанном длинным шелковым кушаком. Глаза у щеголя были темными и хитроватыми, конституция – изящной, но слишком субтильной, бакенбарды – жидкими, зато невероятной длины, до самого пояса. Глядел он вроде бы доброжелательно, но с заметным оттенком превосходства.

– Разделяю твое дыхание, – пробормотал Тревельян. – Да, мой господин, я не бывал в Мад Эборне, не бывал в Фейнланде, и я восхищен.

– Северянин?

– Хмм.. да, родом из Дневной Провинции. Но сейчас возвращаюсь с юга.

– С юга? Ты уверен? – Хитроглазый приподнял бровь. – Южнее Фейнланда ничего нет.

– Кое-что есть, благородный. Степь, реки, джунгли, люди и прорва всякого хищного зверья.

Брови щеголя взлетели еще выше.

– Клянусь духами бездны! Так ты – тот самый бродяга-рапсод, о котором сообщили из Мад Торваля! Тот, что сбежал от безволосых! Как тебя?.. Тен-Урхи?.. Оч-чень, оч-чень интересно! Надо рассказать Ках-Дагу и Пия-Гези… пожалуй, еще Тирина-Лу…

Он рванулся к площади. Тревельян, однако, успел ухватить его за кушак – почтительно, но крепко.

– Прости, мой господин. Не подскажешь ли, где обитель нашего Братства?

– Шагай вон через тот мост со столбами, где птицы ках, и попадешь к каналу Благоухания – там на углу бани с цирюльней. Мимо бань иди до кабака «Ржавый меч», где треугольная площадь и канал раздваивается. Если хочешь к веселым девочкам, распусти завязки кошеля и сверни налево, а если все-таки в обитель, то направо, вдоль канала Ближней Звезды, потом опять направо, к побережью. Там и найдешь свою обитель – за оградой большое медное дерево растет. А не хочешь плутать, лодку найми, если на юге не порастратился. – С этими словами щеголь исчез в толпе, бормоча под нос: – Падма-Хор… ему тоже надо сказать… непременно…

«Хлюст, – приговорил командор. – А городок ничего… Видел старые фильмы о Венеции? Вот такой она и была, пока не ушла под воду».

«Ее подняли и восстановили двести лет назад», – сообщил Тревельян, направляясь к мосту с бронзовыми птицами ках. Похожие на павлинов птицы, гордо топорща хвосты, сидели на мраморных колоннах.

«Подняли, надо же! – удивился Советник. – А затонула она в мое время, с концами затонула, и многие об этом сокрушались. Итальянцы, те прямо рыдали. Все! Ну, может быть, через одного».

Тревельян взошел на мост. Его перебросили к узкой мостовой (четыре шага поперек), что тянулась между домами и каналом. Канал был меньше центрального, и дома тут стояли не такие роскошные, но тоже весьма живописные.

«Что сокрушаться и рыдать, – заметил он, перебираясь на другую сторону. – Спасли бы Венецию сами. Техника у вас была. И техника, и нужная технология».

Угловое строение походило на баню – сквозь двойную шеренгу колонн просматривался сад с фонтанами и водоемом, в котором возлежали солидные мужи в белых простынках. Полунагие девушки разносили фрукты и вино.

«Технология у нас была, – командор испустил ментальный вздох, – да не было денег. Ни шиша!»

«Это еще почему?» – спросил Тревельян, минуя баню и цирюльню. Вода плескалась у самых его ног, покачивая лодки с ожидавшими в них слугами и гребцами.

«Воевали мы, – напомнил командор. – Как раз с дроми схватились, с крысиным отродьем! Так что дилемма была такая: или Венеция, или шесть боевых крейсеров».

Тревельян зашагал по узкой дорожке, выложенной желтыми и зелеными плитками. Над ним нависали балконы, за оградами шелестели деревья, бросая тень на мостовую, рядом плыли лодки, подгоняемые неторопливыми взмахами весел. Здесь их оказалось не так много, как в центральном канале, но пешеходов он не видел вообще. Очевидно, лодки в Мад Эборне были самым привычным транспортом.

«А вот и меч», – молвил командор, когда на глаза Тревельяну попалась входная арка кабачка с висевшим над ней оружием. Меч был в самом деле ржавый, но очень основательный, в человеческий рост и шириной с ладонь. Канал в этом месте раздваивался, образуя треугольную площадь, к которой с обеих берегов вели два мостика. Поглядев налево, Тревельян увидел неширокую водную магистраль, затененную похожими на ивы деревьями, и маленькие домики, скорее даже павильоны, щедро увитые зеленью; между ними змеились дорожки, кое-где поблескивали струи фонтанов, но никакого движения не замечалось. Час был ранний, и, вероятно, в местном квартале веселых девиц еще отдыхали после напряженной ночи. Канал, уходивший направо, казался пошире, но тоже выглядел пустынным – тут, едва не задевая веслами о берег, плыла единственная лодка с пологом на четырех столбиках, прикрывавшим от солнца корму.

Как советовал щеголь в персиковом наряде, Тревельян повернул в правую сторону. Дорожка сделалась поуже, а у другого берега ее не было совсем. Дома и парадные лестницы исчезли; к этому каналу выходили задние дворы усадеб, обнесенные каменными стенами трехметровой высоты. Иногда в них попадались плотно закрытые дверцы и калитки, бронзовые или обитые железом, небольшие и, вероятно, очень прочные; их вид намекал, что хозяева пользуются этими входами-выходами для тайных дел, когда желают удалиться незаметно или попасть домой, не привлекая лишнего внимания.