Сергей Абрамов - Требуется чудо [компиляция]

Игорь усмехнулся: «Еще что-нибудь? Пожалуйста». Начал:

– Кто это написал? – спросила Лида.

Сказать бы правду: не родился еще сей поэт…

– Так, один…

И неожиданный эффект:

– Я так и подумала: это вы сами! Ой, как здорово! Вы такой талантливый!

Вот так влип. Сам дурак, не надо было читать завтрашних стихов. Даже не завтрашних – из черт-те какого далека. Хорошо, что уже пришли к дому. Тема сама собой закрылась.

А дома их ждала неприятность.

Растерянная тетя Соня, Софья Демидовна, отперла им калитку и с ходу объявила:

– К нам из контрразведки приходили.

Игорь почувствовал, как опять стало холодно в животе – от неосознанного страха. Что-то часто в последнее время приходит к нему это стыдное чувство. Ну а сейчас почему? Чего бояться?

– Зачем приходили?

– Про Гришу спрашивали. Где он, давно ли здесь был…

– А вы?

– Что я? Откуда я что про Григория знаю? Он сам по себе, мы сами по себе. Седьмая вода на киселе, – повторила она слова Пеликана.

Старик Леднев по-прежнему сидел на диване-саркофаге. Книжка выпала из рук, валялась на полу, а он, привалившись виском к диванной тумбе, которая одновременно являлась шкафом, мирно похрапывал. Даже скорее похрюкивал. Знакомая картина.

– Он знает? – спросил про Леднева Игорь.

– О контрразведке? – Софья Демидовна старательно выговаривала малопривычное, но красиво звучащее слово. – Вряд ли. Он так и проспал все на свете. Они спросили, кто это такой, а я сказала, что давний знакомый, домой возвращается, в Москву. И что профессор, сказала.

– Поверили?

– Они его мешочек – он под вешалкой стоял, хорошо, что не убрала, а ведь хотела – вытряхнули, а там документы. Все честь по чести: Леднев Павел Николаевич, профессор истории. Диплом его профессорский, еще бумага какая-то от Академии наук…

Старик Леднев перестал похрюкивать-похрапывать, открыл по привычке один глаз и сказал абсолютно несонным голосом:

– Не от Академии наук, а от исторического общества. Хотя для этих хамов все одно…

Софья Демидовна руками всплеснула, ойкнула. Даже Игорь с интересом на профессора поглядел: ну и хитер старикан. Одна Лида ничего не понимала, но внимательно слушала.

– Вы что же, не спали? – обиженно спросила Софья Демидовна.

– Спал не спал, вопрос другой, – сказал Леднев и сел ровно, руки на коленях сложил. – Я, может, чутко сплю. Как говорится: сплю-сплю, а кур ба́чу. Я ждал развития событий, чтобы вступить в дело, если понадобится. Но не понадобилось. И я не стал просыпаться. – Говорил все это он тоном короля, которого незаслуженно упрекнули в перерасходе государственных денег: и вроде вина очевидна, но с другой стороны – король, какие могут быть претензии…

Софья Демидовна молча повернулась и вышла из комнаты. Лида побежала за ней. Старик Леднев обеспокоенно посмотрел вслед.

– Неужели обиделась?

– Обиделась, – мстительно сказал Игорь. – И правильно. А если б они ее пытать вздумали?

Это было не что иное, как полемический прием, вздор собачий, но старик Леднев принял его всерьез.

– Они так вежливо спрашивали… И потом она и вправду ничего о Григории Львовиче не знает, так и объяснила. Он у нее давно был, год назад, если не больше. А я его вчера видел. Не мог же я о том говорить…

– Почему не могли? – Игорь озлился на старика и добивал его беспощадно. – Сказали бы: вчера расстались. Предложили бы подождать: вот-вот сам явится.

Старик Леднев резко поднялся, толстовку одернул, губы поджал – аж борода вздернулась.

– Профессор Леднев, милостивый государь, никогда предателем не был, напрасно так считаете. – Он даже на «вы» перешел в обиде кровной. – Вы меня оскорбили, а я, мне кажется, этого не заслужил.

Игорь остыл так же быстро, как и вспылил. В самом деле зачем он на старика набросился?

– Извините, Павел Николаевич.

Старик Леднев заулыбался, рукой махнул.

– Пустое, Игорек… Как ты думаешь, если я попрошу прощения у Софьи Демидовны, она меня соизволит простить?

– Думаю, соизволит, – сказал Игорь.

– Так я попробую… – Покашлял, осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь хозяйкиной комнаты. Ответа не получил, заговорщицки глянул на Игоря, приоткрыл дверь и бочком-бочком проник туда.

Ладно, они сами разберутся. Плохо другое: Пеликана ищут. И ждут именно здесь, у родственников. Хотя, может статься, и еще где-нибудь ждут. Интересно, не оставили ли они шпика на улице?..

Выскочил из дома, подбежал к воротам. Крепко строили: ни щелочки в заборе, доска к доске прилажена без зазоров. Ага, вот есть дырочка. От выпавшего сучка, наверно… Прижался к ней глазом. Ни черта не видать! Тот самый поваленный столб с фонарем в поле зрения. И все…

Ладно, чего бояться-то?..

Открыл калитку, с независимым видом вышел на улицу, посмотрел по сторонам. Вот старушка с клюкой шествует. Вон пацаненок какой-то вдалеке пыль поднимает, бежит куда-то. Куда это он разбежался?.. «Ноги босы, грязно тело, и едва прикрыта грудь». Пацаненок добежал до Игоря и резко затормозил. Некрасов был прав, но лишь отчасти. Ноги босы, грудь нараспашку, рубаха без единой пуговицы, навыпуск, на штаны. Но – чистая. И сам он – беленький, длинноволосый, умытый. Встал перед Игорем и уставился на него.

– Проходи, проходи, чебурашка, – сказал ему Игорь. – Не в музее, смотреть нечего.

Мальчишка на «чебурашку» не отреагировал, хлюпнул носом, спросил неожиданным баском:

– Это четырнадцатый номер?

– Четырнадцатый, четырнадцатый. Кого тебе надобно, старче?

– Если ты Игорь, то тебя.

Это уже становилось интересным.

– Ну, я Игорь…

– Велено передать: завтра к десяти утра приходи на Кадашевскую, в дом Игнатьева. Спросишь столяра дядю Матвея, – произнес все хрипловатой скороговоркой, штаны подтянул и с ходу включил четвертую передачу, вихрем понесся по улице – только пыль столбом.

– Эй! Стой! – заорал Игорь. – А кто… – Махнул рукой: бесполезно догонять.

Сидя на школьных уроках, гуляя с Валеркой Пащенко, читая или глядя телевизор, Игорь часто думал: а что сейчас делает старик Леднев? Или Пеликан. И вообще, что там сейчас, когда нет Игоря?

И понимал непреложно: ничего! Нет там ничего, и самого «там» не существует. «Там» возникает только с появлением Игоря, ибо он – его персонаж, но он же – его создатель. Сам Бог, сам Адам. Такой вот веселенький парадокс…

А посему некуда торопиться, все в прошлом останется на своих местах, без изменений – до прихода Игоря. Пока же нужно поспешить в школу. Пять уроков, четыре перемены, из коих одна – большая, двадцатиминутная. На нее и рассчитывал Игорь. Надо было уединиться с Валеркой, засесть где-нибудь в укромном углу школьного двора – есть такой угол за теплицей, у забора, – и поговорить о вчерашней встрече с вежливыми парнями. Об их предупреждении. О пружинном ножичке.