Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

Сейчас Гарин неловко, часто сглатывая пересохшим горлом, преодолел затор камней, – в том самом месте, где полтора месяца назад, в виду сказочной перспективы, они с Раухом вели задушевной разговор. Что же, поставленный им опыт удался вполне. Человеческая плоть отреагировала в нужных параметрах. До следующего применения гравитационного оружия, кем-либо кроме него, оставалось еще несколько эпох. Но надо было торопиться. В небе вставал зловещий, темный султан туч, начинающих свой разбег. Ветер нарастал. Выхлоп илема имел свои привычные последствия.

К обеду следующего дня в К. стал вырисовываться результат чудовищного взрыва в горах. Пострадали в основном окраинные дома восточного сектора. Кроме лавинного сброса с гор массы камней и тлеющего дерна, жарким ураганным ветром были снесены крыши, выбиты все стекла в домах, подожжена скошенная и высушенная трава в альпийских лугах и в предгорье. Пролившимся горячим ливневым дождем, с примесями золы и сажи, город был вымаран, испоганен так, как не был самый последний еретик в средние века перед своей кремацией. Но еще сутки после этого с неба продолжали оседать черные хлопья и порхать гаревые пленки. Вольготно по улицам сновали лишь индейки и куры, до которых никому не было дела, да несколько здоровенных хряков, подобравшихся к стенам магистрата, и подрывших «устои», где только смогли. Здесь же, в центральной части, особенно пострадала высокая ратуша. Шпиль ее был начисто срезан, а в крышу вошел ствол расщепленного дуба. Сотрясшись до основания, здание показало все дефекты недавнего ремонта и облицовки на средства магистрата, т.е. осталось, в чем мать родила, от года 1827. Впрочем, часы на башне ратуши продолжали ходить, отмеряя почти уже историческое время.

Телеграфная и телефонная связь (после некоторого ремонта) работала бесперебойно, накалившись уже к исходу первых суток.

Сначала это был Штутгарт, откуда стали поступать первые распоряжения самого общего толка: инструкции по борьбе с ящуром, с лесными пожарами и наводнениями, армейские положения на случай тотальной мобилизации. Позже – правительственные указания, оказавшиеся куда более действенными. И первым вышел циркуляр, обязывающий редакции всех крупнейших газет сообщать об этом инциденте осмотрительно и глухо. Следующим актом было формирование комиссии и отсылка ее на место происшествия. Снаряжались обозы с продовольствием и медикаментами. Более оперативно и свежо за дело взялись военизированные силы и штабы нацистской Германии. После отмены решения министра внутренних дел о запрещении СА (штурмовых отрядов), они проявили себя со всем рвением особо заинтересованной стороны. На то были свои, внутриклановые причины. Быстро распространился слух, что в составе карательной экспедиции в горы приняли участие штурмовики из казарм нюрнбергского отдела НСДАП, руководимого группенфюрером Хенке Рудольфом (младшим сыном), в составе 28 человек; на одной грузовой машине, мотоцикле, и соответственно вооруженные. Вдохновителем сей акции, был гауляйтер земли Саксонской, начальник штаба СС Хенке Отто (старший сын). И тот, и другой приняли непосредственное участие в той странной, не санкционированной властями вылазке, и оба могли считаться погибшими. Дал уже свои показания и Хенке-отец, наиболее, вероятно, трагическая фигура в этой истории.

Дело меж тем грозило обернуться «государственным», – учитывая давление нацистов на центральное правительство и то свое первенствующее место во внутриполитическом раскладе страны. Пока же здоровенные парни, при поддержке местных властей и сил правопорядка, принялись лазить по горам, среди расщепленного леса и развороченных глыб камней, отыскивая следы «соплеменников», и узнавая их то по берцовой, размозженной кости, то по изодранной и обугленной одежде… кистям рук, редко когда по головам. Останки укладывались в снарядные ящики, перетаскивались ближе к дороге, грузились на транспорт и перевозились в Штутгарт. По истечении подобных санитарных работ возникли серьезные опасения, что «материала» едва ли наберется даже на 10-12 гробов. Мертвые задали некоторую, не совсем математическую задачу (политическую более, – скажем так), как поделить 1 (в останках) на 3 (гроба), при соблюдении целого трупа. Но это уже касалось нацистских главарей, и иже с ними. Старого Хенке осаждали другие, и худшие единицы… если нельзя их было назвать людьми. Но прежде – о самом Городе, – ибо упоминать его так… за здравие живешь с прописной буквы, осталось совсем немного. Щель сужалась.

Вначале немного истории. Где-то уже к 11 утра предыдущего дня, т.е. дня катастрофы, к массе издерганных, взвинченных слухов, прибавилось и вовсе дикое – расщепление городка на две половины, и так, словно исходя из пресловутого «едем дас зайне» (каждому свое), точно уже свершился судный день и каждый грешник получил по заслугам. Произошло же вот что: городок К. по центру площади, перед ратушей, пересек разлом, – как надорвали фотографию, с идеально ровной, шириной в метр, и отмеченной какой-то странной активностью, дымчатой полосой. Щель (назовем это так) поделила городок на две не совсем равные части: большую – с ратушей и всем административно-городским: почтой, телефонным узлом связи, больницей и даже баней; и меньшей, куда, однако, отошли хлебопекарня, снабжающая город булками, гимназия, где засиделось полтора десятка детей самых почтенных родителей, кладбище и молочный рынок. И вот в этом надрывно-физическом аспекте реальности, – а затем уже и в моральном… проступили некоторые визуальные особенности. Здания по ту и другую сторону Щели, не оставались в изначальной своей проекции, как они были задуманы и построены, но сместились, примерно на 20 градусов, относительно друг друга. Так, улицы, составляющие перекресток, разъехались, словно рельсы при переводе стрелок, и прямая прежде дорога, стремящаяся с той стороны Щели, натыкалась теперь на угол дома по эту сторону. Тот же надрыв прошелся и по самим зданиям, – в коих ясно было видно, что тот или иной дом раздвоен; части его разъехались, но и не собираются обваливаться. Было очевидно, что в квартирах проходила привычная жизнь, и что сами жильцы вряд ли понимают всю двойственность своего положения. Так же они обменивались впечатлениями, строили планы на будущее, – каждый на своей половине дома, и разевали рты, засматриваясь на противоположную сторону. Пробовали они и ходить друг к другу в «гости». Вот тут-то и проглянул морально-правовой аспект таких вхождений-выхождений…

Установился этот нуль-переход не сразу.

Вначале люди понаблюдали, как такое случается с животными. Кошки ли это были, или собаки, они входили в Щель как бы посрезно, т.е. передняя часть их туловища исчезала при этом, как тонет погруженный в молоко палец… и так до самой оконечности хвоста, чтобы затем вдруг вынырнуть разом… оказавшись на противоположной стороне, но несколько смещенным относительно вхождения. (Так относит по течению, на другой берег, пловца).