Александр Клемент - Под дном морским

Макс стоял на палубе и наблюдал. Когда он увидел, что Человек уходит с мостков, он послал Носа с предложением взять с собой и жену.

Человек на секунду остановился, перевел глаза с Носа на жену, потом обнял ее, пересадил Гоми к себе на плечо и медленно повел ее к мосткам. Она не сопротивлялась. Чувство к Человеку пересилило страх моря и яхты. Закрыв глаза, она следовала рядом с ним, покуда он не ввел ее в каюту.

Второй гудок. В каюте, занятой оживленными пиратами, раздался невероятный шум. Каюта из предосторожности запиралась, хотя пираты не могли еще достаточно хорошо передвигаться.

Макс поспешил на шум; осторожно приоткрыл дверь.

Один из пиратов лежал на полу и беспомощно двигал руками, опрокидывая все, что ему попадалось под руку, а ногами колотил по полу с силой, подобающей вполне здоровому человеку.

Он выкрикивал по-английски какие-то крепкие ругательства, отдавал слова команды. Глаза от усилия налились кровью, и он стал похож на пиратов, какими их описывают в романах. Будь ноги в его распоряжении, он натворил бы немало бед. Когда раздался третий гудок, пират пришел буквально в неистовство — невероятным усилием он поднялся, стал на ноги — и размахнулся с явной целью ударить Макса. Макс успел отскочить и пират грохнулся об закрытую дверь.

Начинали греметь якорные цепи. Иметь подобного спутника Макс считал излишним — и без него было достаточно хлопот.

Он поспешил предупредить капитана, что одного пирата оставляет на берегу, так как он, по-видимому, потерял рассудок. Остановили цепи. Четверо вошли в каюту. Пират лежал без сознания — по-видимому, от ушиба. Его связали, отнесли на берег и передали экипажу «Разведчика», как буйного, ничего не сказав о нем.

Матросы вернулись, послышалась команда:

— Поднять якорь!

Снова зашумело, и яхта, неподвижно стоявшая много месяцев, начала легонько покачиваться. Когда подняли якоря, всех удалили с палубы — это было требование капитана — секрет выхода должен был принадлежать лишь ему одному.

Все ушли — и капитан, хранитель тайны путей к острову, остался один на палубе.

Он был горд сознанием своего секрета. Но он ошибался — с каждым поворотом винта, его секрет становился достоянием Аконта.

Тихий ход, и яхта выплыла из пристани-коробки.

Капитан один за всех прощался с остававшимися на берегу.

Яхта обогнула наружную створку коробки и вышла в открытый океан. Было самое опасное место. Капитан весь ушел в работу. Каждая пядь пространства таила гибель и могла увеличить — и сейчас уже многократно — донные богатства океана.

Однако, звериный рев отвлек его внимание. По глади океана, далеко забрасывая руки, кто-то плыл и рычал — и чем дальше уходила яхта, тем настойчивее становилось рычание и тем шире взмахи.

Капитан приложил к глазам бинокль — плыл Икар.

Яхта уже была далеко от берега, и поведение Икара было довольно странным. Капитан не мог не видеть и не понимать, что вернуться на берег Икару будет не под силу, что он рискует утонуть.

Как быть? Он позвонил Максу. Минута молчания.

— Взять его на палубу? На яхте уже лишние люди — да к тому же он слишком экспансивен. Он подумает и позвонит.

Яхта продолжала свой путь. Рев Икара ослабевал, взмахи становились медленнее, но он продолжал плыть.

В бинокль видна была борьба со стихией. Макс не звонил.

Внезапно Икар исчез. Капитан машинально отдал команду:

— Стоп!

Яхта остановилась. Все высунулись из кают — но никто не решался без разрешения идти на палубу.

Капитан позвонил Максу:

— Икар исчез под водой. Надо его спасти!

Капитан вызвал на палубу нужное число людей. Была спущена шлюпка. Она обыскала окрестности, поминутно рискуя напороться на подводную скалу, но ничего не нашла.

Опечаленные, решили вернуться — команда любила сильного, стремительного и бесконечно услужливого Икара.

Рулевой заметил очертания лица, торчавшего из воды — над поверхностью были рот и ноздри — остальное было под водой. Когда подъехали ближе, поняли, в чем дело.

Икар, плывя, ударился об скалу и от боли потерял, очевидно, сознание, но удержался на воде благодаря тому, что нога застряла в расщелине.

Нос прыгнул в воду, высвободил ногу. С трудом, рискуя опрокинуть лодку, втащили Икара.

Все это задержало яхту на полчаса. Икара перенесли в лазарет для приведения в чувство — и он оказался, таким образом, на яхте.

Палуба снова была очищена, а в машинном отделении в слуховую трубку послышалась команда:

— Вперед! Тихий ход!

Капитан был один наверху. Все остальные в каютах и на своих постах. Предстоял долгий путь до гавани. Заходить в подорожные порты с подобным грузом было далеко не безопасно. Поэтому решено было плыть без остановки, пока это позволял запас угля.

Как быть с населением яхты? Как быть с экипажем? Как обезопасить себя от возможности бунта с целью захвата сокровищ? Куда пристать? Как поступить с богатствами? Вот вопросы, которые волновали Макса. Аконта, инженера и геолога занимали перспективы нового строительства, создание новых условий, где бы жизнь была радостью, а горе лишь фоном, который оттенял бы эту радость, делая ее еще ярче, еще красочнее. Аконта занимали еще новые члены экипажа.

Их везли на материк. Как их ввести в человеческое общество? Мало того — за Человеком вечная ссылка. Куда девать красавицу и пиратов из поддонного замка? Из семьи Человека, кроме него, было четверо — жена, Лора, Икар и Гоми. Надо найти какой-то общий язык.

Икара привели в сознание, но он был еще настолько слаб, что совершенно не интересовался окружающим.

Он был приятно поражен — это видно было по его лицу — когда увидел над собой лицо доктора, улыбался Аконту и Генриху, часто его навещавшим. Очевидно, где-то в сознании начинала устанавливаться связь, но картина еще была смутной.

Аконт занялся красавицей и пиратом. Ежедневные массаж и гимнастика, проводившиеся доктором, все больше укрепляли их организм и возвращали членам свободную подвижность. Красавица уже делала несколько шагов по своей каюте.

Поселили ее в одной каюте с Орлом и Лорой — это была женская половина. Когда яхта уходила в экспедицию, никто не предполагал, что на обратном пути будет такое разнообразное женское общество.

По разным причинам Аконта больше всего занимало восстановление речи. Красавица забыла очень много слов — и ее надо было учить сызнова. Но вместе с тем хотелось сохранить всю первоначальную сочность провансальского языка и образность выражений, присущих тому периоду. Надо было не обучать вновь, а вызывать в памяти забытые образы.

Несмотря на то, что с момента подъема ее из поддонного замка прошло много недель, в ее взгляде и движениях было очень много пугливости.