Лев Вершинин - Выдумки чистой воды

Ружье, конечно же, важно кивает и обещает постараться и когда-нибудь сделать так, чтобы гипноз действовал целый месяц. Но пока…

И они начинают расходиться.

Конь становится в с стойло. Собаки уходят на псарню. А ружье остается на крыльце одно и некоторое время смотрит на дорогу, по которой должен пройти Крял или Фрумас, черными, пронзительными глазами. И нет в них радости, одна тоска. Почему так случается именно по утрам, ружье не знает. Правда, оно знает причину тоски. Дело в том, что ему хочется выстрелить. Ну хоть когда-нибудь. Всего лишь раз.

А время идет. И вот-вот должен появиться Крял или Фрумас.

Ружье вздыхает и уходит с крыльца, аккуратно закрыв за собой дверь. В комнате оно подходит к стене, в которую вбит гвоздь, и прежде чем на него повеситься, снова вздыхает и думает, что когда-нибудь все же выстрелит. Обязательно… Может быть, даже завтра…

Розовые колонны дворца право-прямо-и-левосудия медленно тонули во тьме. Наконец с тихим плеском они исчезли окончательно, и наступила тишина. Сначала на ногу Ипату, а потом на хвост сиамской, с отрезанными ушами и блудливой мордочкой, кошки. Ее вой прорезал темноту и затерялся в кривых переулках, в ожидании того, кто пожелает его найти. Между тем половинки темноты рухнули и прошел день. Он был очень вежливый, этот день, даже не забыл вытереть о горизонт ноги.

И все начиналось хорошо, но кончилось плохо. Потому что небо затянуло тучами и на землю посыпались веники. На лету они сдирали побелку со стен домов, а с деревьев сшибали листья, и по тротуарам текли неопрятные ручьи, которые собирались в неопрятные потоки, низвергавшиеся в неопрятную реку.

А еще у Ипата болел зуб. Да так, что хоть на стенку лезь. Он подумал-подумал, плюнул да и действительно полез. Но легче от этого не стало. Даже тогда, когда он лег на потолок и, чтобы отвлечься, стал вспоминать… вспоминать…

Например, что жена укатила куда-то на Эльфу-Ариадну и пообещала вернуться через пару тысяч лет. Очень мило с ее стороны. Прекрасный способ увильнуть от супружеских обязанностей, которые обычно состояли в том, что она жарила тривиальную яичницу и не менее получаса в день зудела, чтобы он не курил в комнате, а выходил для этого на лестничную площадку.

А вчера был скандал на работе, и он назвал шефа старой, гунявой каракатицей. Тот со злости выпустил чернильное пятно и под его прикрытием исчез в собственном кабинете. Теперь будет отсиживаться там недели две, не меньше. С кем тогда в сорокаградусный покер играть?

И завтрашний компот получился из рук вон плохо. Главное — у кого? У всеми признанного мастера завтрашних компотов. Черт знает что такое.

Он хорошо помнил, что сделал все правильно. С филигранной точностью представил, как будет его варить завтра. Потом тщательно вымыл кастрюлю и осторожно-осторожно, с присущим ему мастерством и умением, проколов сущность, с меткостью снайпера просунул шланг в завтрашний день. Теперь оставалось только перелить компот из «завтрашней» кастрюли в «сегодняшнюю». И все! Дело сделано. Причем правильно, грамотно и хорошо. Вот только почему же компот получился невкусный?

Ипат даже попробовал ради развлечения поразмыслить над парадоксом, который возникает при изготовлении завтрашнего компота. Действительно, откуда все-таки берется компот, если завтра он его варить не будет?

Но тут зуб задал ему такого жару, что Ипат скатился с пололка и, бросившись к аптечке, стал искать в ней анальгин. И, конечно же, перепутав, принял вместо него стрихнин. А обнаружив это, меланхолично подумал, что умирать когда-нибудь все же придется.

И умер.

Лежать на полу и умирать от стрихнина было жутко неприятно, но Ипата поддерживала мысль, что теперь проклятый зуб болеть уже не будет. И точно, как только он умер окончательно, зуб болеть перестал. Совсем.

После этого Ипат некоторое время лежал на ковре и радовался, что все прошло удачно: и умер как человек, и зуб больше не болит. Однако вскоре ему это надоело, и тогда он стал прикидывать, когда же его все-таки найдут. Ему представились собственные похороны, от которых уже заранее хотелось зевать, и он решил обойтись без них вовсе.

Для этого он сказал: «Чур, не игры!», встал и, тщательно заперев входную дверь, позвонил своему лучшему другу Бангузуну.

— Привет, — сказал Бангузун на другом конце провода.

— Привет, — с трудом двигая непослушной нижней челюстью, ответил Ипат.

— Представляешь, я диплодока купил, — радостно сообщил Бангузун.

— Поздравляю, — сказал Ипат.

— Да, но в магазине меня надули. Диплодок оказался с купированными ушками и хвостом.

— Какая жалость, — посочувствовал Ипат.

— Да, но я все же решил, что оставлю его себе. Он такой милашка…

Они помолчали, потом Бангузун спросил:

— А ты как поживаешь?

— Да так себе, — сказал Ипат, — где-то между плохо и очень плохо. И вообще, передай всем нашим, что я улетаю минимум на год, на побережье черной дыры. Отдохнуть хочу. Так передашь?

— Передам, — рассеянно сказал Бангузун и отключился.

Все, дело сделано.

Ипат снова лег на ковер, но только на этот раз так, чтобы видеть себя в огромном настенном зеркале. Потом вздохнул последний раз и стал наблюдать за появлением трупных пятен на собственном лице. Это было забавно. Например, одно из пятен очертаниями сильно напоминало австралийский континент.

А вообще-то это было здорово! Лежать и ничего не делать. И он лежал… лежал… лежал…

И за год постепенно освободился от плоти, покрывавшей его костяк, и, увидев это, облегченно вздохнул.

Все получилось как нельзя лучше И даже червей, съевших его мясо, склевывали птицы, прилетавшие в окно, которое он мудро забыл закрыть. Так что о чистоте можно было не беспокоиться.

Он встал, побрякал суставами и, довольно ухмыляясь, пошел в ванную. Помылся. Правда, вытираясь полотенцем, он порвал его об одно из ребер, но что поделаешь, такие неприятности теперь будут подстерегать его на каждом шагу.

А день-то какой чудесный!

Он сварил себе кофе и выпил его целую чашку. Правда, все, что попадало в рот, тотчас же выливалось на стол, но от этого кофе не становился хуже. Напротив!

Напившись, Ипат тщательно вымыл чашку и позвонил Бангузуну.

— У, вернулся, — радостно сказал Бангузун.

— Вернулся, — не менее радостно сообщил Ипат.

— Ну и как?

— Отлично, все отлично… Что ты сейчас собираешься делать?

— Сейчас… — Бангузун на секунду задумался, потом сказал: — Сейчас я иду гулять вместе с диплодоком.

— Ну вот и хорошо. Значит, я тебя жду, заходи — вместе погуляем.

— Заметано, — сказал Бангузун.

Ипат положил трубку и огляделся по сторонам. Так!