Лев Вершинин - Выдумки чистой воды

Трижды по смерти Сигурда-ярла садились люди фиорда на берегу и пили пиво, поминая отца; на исходе же третьей ночи Хокон-скальд, прозванный Седым, запел сагу об ушедшем, рожденную в ларце песен его; восславил Хокон Сигурда Грозу Берегов, странника волн, ужас саксов и англов беду, сокрушителя зеленого Эйре, и блестели кёнинги в ночи, как сталь секир, взметнувшаяся к солнцу, как золотой узор палат Валгаллы; сияли они на радость Сигурду, и говорил отец тем, кто пировал с ними в обители Одина: «Слышите ли? Жива в Гьюик-фиорде память обо мне!» И, выслушав сагу о Грозе Берегов, разошлись люди фиорда, ибо теперь ушедший получил положенное и пришло время живым думать о живых. Тинг созывали назавтра старейшие и, собравшись, должны были решить люди фиорда: кого назвать ярлом-владетелем?

Утром, когда поднял Отец Асов свой щит, сделав серое зеленым, сошлись люди на лугу за гордом; не малый тинг, круг старейших, но большой, алль-тинг [10] Тинг — собрание; алль-тинг — всеобщее собрание ( сканд. ) , созывали мудрые и, ударяя в натянутую кожу быка, звали всех мужей Гьюки-фиорда; ведь всего раз за жизнь поколения собирается алль-тинг, где каждому дано право говорить, что думает, не страшась мести или злобы. Собрались мужи: молодые и старцы, викинги и немногие бонды [11] Бонд — свободный полноправный крестьянин ( сканд. ) , что жили близ горда и, в море не уходя, брали добычу со вспаханной земли: сегодня и им возволялось говорить. Лишь женщин и детей не допускал обычай; только Ингрид явилась по праву жены и дочери ярлов, матери сыновей Сигурда, а также потому, что этого захотел Хальфдан Голая Грудь, молочный брат ее; он привел свейку за руку, и среди мужей не нашлось желающего оспорить.

Сказали старейшие: «Вот, покинул нас Сигурд Гроза Берегов, славный владетель. Скажет ли кто, что плохо было нам с ним?» И не нашлось таких. «Назовем же нового ярла, — сказали мудрые, — ведь трех сыновей оставил Сигурд, ярл же может быть один, иным — простыми викингами быть, с местом на руме и долей добычи по общему праву». И сказал Хальфдан Голая Грудь, берсеркер: «Эльдъяур ярл!».

Промолчали люди; ведь каждому ясно было, что, ярлом названный, станет глядеть сын свейки глазами матери и говорить ее языком; женщине же подчиниться для мужей позорно. Тогда посмотрели люди фиорда на меня, и впервые не видел я насмешки в глазах, но никто не назвал моего имени, потому что Хальфдан, подбоченясь, стоял в кругу и глядел, запоминая. И вновь сказал Голая Грудь: «Эльдъяур ярл!», озираясь по сторонам: кто возразит? Снова промолчали люди. В третий раз открыл рот берсеркер, чтобы по закону Одина утвердить владетеля, но помешал ему Хокон-скальд, подняв руку в знак желания говорить. Сказал Хокон: «Хорош Эльдъяур, не спорит никто. Но можем ли забыть: меч-Ворон у Хохи на ремне!» И растерялся берсеркер. Слово скальда — слово асов; кто поднимет руку на певца? И безумцу такое не придет в голову, ибо убийце скальда закрыт путь в чертоги Валгаллы; а что страшнее для викинга?

И заговорили люди фиорда, когда умолк Хальфдан; день спорили они и разошлись, не сговорившись, и следующий день спорили, и вновь разошлись, на третье же утро решили: «Пусть в поход пойдут сыновья Сигурда: первым — Эльдъяур, старший; вторым — Хохи; третьим же Локи пойдет. Чья добыча больше будет — тот ярл». И было справедливо. Но сказал Локи, наученный матерью: «Эльдъяур-брат, что мне с тобою делить? Ты ярл. Вместе пойдем. Мою добычу тебе отдам». И смеялся Хальфдан Голая Грудь: ведь две ладьи больше одной и гребцов на них больше; за двоих привезет добычи сын Ингрид, мне же не сравниться с ним. Но не нарушил Локи закон, и решение тинга подобное не возбраняло.

Потому остался я ждать возвращения сыновей свейки, они же, снарядив две ладьи, ушли по пенной тропе на север, к Скаль-фиорду, владетель коего, по слухам, стал охоч до пива и не думал о незваных гостях; глупец! — ведь золотом, добытым предками его, был известен Скаль-фиорд.

И долго не возвращались братья. К исходу же первой луны пришел по суше на ногах, стертых до крови, один из ушедших с ними, Глум, и, дойдя до ворот горда, упал. Внесенный в палаты, долго пил пиво Глум, а выпив — спал. Когда же проснулся, рассказал, что не вернутся братья мои Эльдъяур и Локи, и те не вернутся, кто пошел с ними, ибо взяли их асы в чертог Валгаллы. Странное говорил Глум. Так говорил: «Плыли мы вдоль берега уже три дня, правя на Скаль-фиорд; к исходу же третьего, уже во мраке, сверкнуло впереди. Дверь была перед нами, блестела она и сияла, и вокруг была ночь, за дверью же открытой — день, и близок был берег; на берегу, видел я, стояли ансы [12] Ансы — добрые духи, полубоги; слуги асов; обитатели Валгаллы ( сканд. ) в странных одеждах, а дальше высился чертог. Горд Валгаллы то был, и золотом сияли стены его. И сказал Эльдъяур: правь к берегу, кормчий. Меня же взял страх, сердце заморозив, и прыгнул я в воду, когда приблизилась Эльдъяура ладья к кровавому порогу, за которым был день; прыгнул в воду во тьме и поплыл к берегу, где чернела ночь. И видел я, как вошли ладьи в день и закрылась дверь, и только ночь окружала меня…»

Никто не усомнился в правде рассказа: ведь сознался Глум, что из страха покинул рум и весло, лгать же так на себя викинг не станет. Словно птица у разоренного гнезда, крикнула Ингрид, дослушав трусливого, и, крикнув, упала наземь без чувств. Хальфдан же берсеркер стоял в растерянности, не ведая, чем помочь, ибо далеки боги и не страшен асам благородный гнев.

Молчали люди фиорда, и понял я: вот пришел мой час, иного не будет; решится ныне — быть ярлом мне или навеки идти гребцом. Ведь долг викинга — встать за брата, пускай даже сами асы обидчики; забывший же обиду презрен. К богам пойдя, братьев вызволив, — над кем не вознесусь? И сказал я: «Хочу идти искать братьев. Наши обиды пусты, если кровь Сигурда в беде!» Ответил Хокон-скальд: «Правду сказал ты, Хохи. Иди. Сына посылаю с тобой, Бьярни, радость седин». И сказал берсеркер Хальфдан Голая Грудь, свей: «Хохи-викинг, Сигурдов сын ты — воистину. Сам с тобой пойду. Чужой же Утробой впредь никому называть тебя не позволю!» Ингрид же, дочь Гордого Улофа, очнувшись, сказала так: «Вернись с удачей, сын…»

И отплыл я, взяв боевой отцовский драккар [13] Драккар — большая боевая ладья; корабль ярла ( сканд. ) , лучших из людей взяв, отплыл на север. Спокоен лежал путь воды, и когда угас третий день, открылась пред носом друга парусов круглая дверь. День был за нею, и сияла она, окаймленная багрянцем. И направил я драккар, заложив руль направо, из лунного света в солнечный, и сомкнулась за кормой нашей сияющая дверь…

Все — ложь. Все — тлен.

Лгут жены. Лгут друзья. Лгут старики.