Николай Басов - Проблема выживания

– Да, меня они не задели, – подтвердил Ростик, практически уже поднимая Любаню на руки, потому что идти ей было трудно. – Как ты оказалась на заводе?

– Да, – кивнула она головой, повиснув у него на руках, – отнеси меня, сама не могу… Нас перевели с аэродрома, когда на заводе что-то прорвалось. В первую ночь погибла половина взвода, а днем добили остальных, я одна осталась из отделения в живых, да и то… Не очень в этом уверена.

Он отнес ее и просидел у кровати, кстати, самой обычной, пружинной больничной кровати, каких в этом отсеке оказалось большинство, весь остаток дня. Туда же ему Татьяна Федоровна вдруг сама, без подсказки или просьбы, принесла ужин и кружку воды.

Ростик обрадовался воде, потому что все последнее время не мог как следует напиться. В первые дни выдавали по три кружки в день, потом осталось только две, и то – одну давали холодную. Потому что дров для печей тоже оставалось все меньше.

Зато еда в этой части была получше, по крайней мере, в пшенке, которой была наполнена его миска, оказалось даже немного жира. Из-за него от каши шел совершенно изумительный аромат, почти похожий на запах настоящего сальца. Ростик и не заметил, как все умял. И лишь тогда до него дошло, что Любаня к еде не прикоснулась. Лишь смотрела на него.

Но оказалось, она не смотрела, она спала. Должно быть, разыскав Ростика, промаршировав через все подземелье, она вконец обессилела и уснула. И укол ей сделали, когда она еще не проснулась. Сестра лишь сменила иголку, да и та выглядела какой-то уродливой, словно ее затачивали об обыкновенный точильный камень, каким наводят, например, косы. Потом вдруг стало тихо, люди перестали разговаривать. Ростик понял, они чего-то ждут, и оказался прав. Это был обход. Трех врачей с относительно чистыми руками сопровождали сестры. Когда они подошли поближе, Ростик увидел, что знает всех троих, они не раз приходили к ним в гости, а на демонстрациях всегда шли в колонне медиков. Увидев Ростика, один из них, большерукий мрачноватый хирург, поздоровался кивком, а потом скороговоркой произнес:

– Очень скверная рана на ноге, но опасность гангрены, кажется, миновала. Кроме того, дистрофия, словно их там не кормили…

Одна из сестер, стоящих сбоку, вмешалась:

– Я слышала, она всегда отдавала кому-нибудь свою порцию.

Ростик вспомнил последние осенние бои. Ему почему-то и в голову не приходило, что его Любаня, которая и на комаров руки не поднимала, принимала в них участие.

– Ну и глупо, – сказал все тот же хирург. Он сел на кровать Любани, почти на то же место, где только что сидел Ростик, и, заметив, что раненая проснулась, добавил, обращаясь к ней: – Моя дорогая, солдат, какого бы пола он ни был, должен быть здоров, бесчувствен и чист. В противном случае он ни на что не годен. А вы, голубушка, перестарались.

– Я знаю, – ответил Любаня, улыбаясь своими ужасными губами. – Но всему причиной эта рана…

– Питались бы нормально, может, и раны не было бы.

В ее глазах сверкнули искры. Ростик понял, что она хорошо знает и любит этого хирурга. Все возможные возражения в его адрес по поводу последних высказываний о бесчувственности мигом улетучились. Если он спасет ее, подумал Ростик, то может говорить все, что вздумается. Хотя… нужно будет маму спросить о нем.

Внезапно в густом, пропитанном испарениями человеческих тел воздухе повис густой звон гонга. Это была тревога. Ростик выскочил из окружения белых халатов, оглядываясь.

По свету факелов прорыв произошел у дальней стены второго подземелья, примерно там, где кто-то из энтузиастов организовал школу для ребятишек. Атака оказалась не очень плотной, крысы прокопали слишком тонкий лаз, по нему могли пробраться только самые маленькие, но они не напали сразу, а стали накапливаться в темноте, чтобы их оказалось побольше.

В том месте, где обнаружили этот лаз, работа кипела уже вовсю. Тысячу-другую крысят быстро замолотили кулаками, свернутыми в жгуты полотенцами, обрезками плотной резины. А вот с трещиной пришлось повозиться. Потому что нужно было ее как следует прочистить, развести цемент со щебенкой, потом затолкать его в обнаруженную щель.

Ростик, наблюдая эту операцию, разговорился со старым каменщиком, который был признан авторитетом в этого рода работах. Он сказал, что крыски прорываются уже третий раз. Но людей тут слишком много, и их обнаруживают быстрее, чем они собираются в опасном количестве. Его соображения сводились к утверждению:

– А вообще-то они уже слабеют. Это самый незначительный из прорывов. Наверное, скоро снимутся и улетят куда-нибудь.

– Почему вы так думаете? – спросил Ростик.

– А ты в свои окуляры разве этого не видишь? – спросил строитель, прищурившись.

Ростик думал примерно так же, но не хотел пока признаваться. Он не торопился, лишь смотрел, оценивал и размышлял. А каменщик закончил так:

– Я думаю, напасть эту мы переоценили. На самом деле не так уж они и страшны.

– Вы бы видели, как они людей заживо обгладывали. И вообще, еще неизвестно, какие потери мы понесли.

– Мы не готовы оказались, а от этого всегда настрадаешься. Следующий раз, если как следует все обмозговать, вообще никто погибнуть не должен.

– Вашими бы устами, как говорится, – отозвался Ростик.

Возня по ликвидации прорыва продлилась почти до полуночи. Лишь после этого Ростик перешел в тот отсек, где привык ночевать, где постоянно гремели вентиляторы, устроенные из велосипедов, на которых восседали, согласно расписанию, сменные вахты. Неожиданно, как это бывало почти всегда, он встретил маму. Она очень устала, но настроена была общаться. Ростик стал ее расспрашивать о Любане, на что мама только хмыкнула:

– Да с ней уже все в порядке. Вот вначале было скверно, она потеряла много крови, на фоне общей ослабленности это могло привести…

– Что же ты не сказала, раз знала? – запальчиво спросил Ростик.

– Во-первых, я не думала, что это важно до такой степени. Во-вторых, ты все время был какой-то чумовой, я тебя практически не видела, даже тут. А в-третьих, я была уверена, что все обойдется. Понимаешь, там хирурги очень хорошие, еще никого просто так не упустили.

Это словцо Ростик знал с детства. Но лишь сейчас его мрачный, фатальный смысл дошел до него полностью. Но он вспомнил того дядьку, имя которого так и не всплыло у него в сознании, представил бледную улыбку Любани и понемногу стал успокаиваться.

– И все-таки, нужно было сказать.

Мама долго-долго смотрела на него задумчивым, усталым взглядом. А потом невнятно, словно только что сообразила что-то, произнесла:

– Ты прав. Оказывается, нужно было.

Ростик привычно сидел у окуляров, вид на город внушал некоторые надежды. Что-то в саранче изменилось, может быть, она стала беспокойной? Но еще больше изменился сам город – он стал похож на забытое кладбище.