Роберт Хайнлайн - История будущего [сборник]

Три дня подряд мы с Зебом являлись сюда после обеда за инструкциями, и каждый раз нас проводили новым путем с новыми предосторожностями. Совершенно ясно, что архитектор, проектировавший дворец, был одним из них. Громадное здание заключало в себе ловушки: двери и проходы, явно не зарегистрированные ни на одном официальном плане.

Через три дня мы стали полноправными членами подполья. Такая поспешность объяснялась только серьезностью обстановки. Усилия впитать все, что мне говорили, почти полностью истощили мой мозг. Мне пришлось потрудиться больше, чем когда-либо в школе или училище.

Меня тревожило то, что мы не слышали ни слова об исчезновении Снотти Фассета. Это было подозрительно, настораживало больше, чем тщательное расследование. Офицер безопасности не может пропасть незаметно. Конечно, оставалась слабая надежда на то, что Снотти столкнулся с нами, выполняя поручение, о котором он не должен был рапортовать каждый день своему шефу. Но все-таки, вероятнее всего, он оказался у алькова потому, что следил за кем-нибудь из нас. Если так, то все это значило, что начальник службы безопасности продолжал следить за нами, в то время как психотехники тщательно анализировали наше поведение. В этом случае наши ежедневные отлучки после обеда, несомненно, были занесены в соответствующую графу.

Я бы никогда над этим не задумался и чувствовал бы только облегчение от того, что за мной не следят, если бы этот факт не обсуждался с тревогой в подполье. Я даже не знал, как зовут блюстителя морали и где находится управление безопасности, да мне и не положено было это знать. Я знал, что он существует и что докладывает непосредственно Великому Инквизитору или даже самому Пророку, но и только. Я обнаружил, что мои товарищи, несмотря на почти невероятную осведомленность Каббалы о жизни Дворца и Храма, знали немногим больше, чем я сам, о работе безопасности — у нас не было ни одного человека среди блюстителей. Причина была простая. Подполье было так же осторожно в отборе людей, как и служба безопасности в отборе своих сотрудников. Блюститель никогда не примет в свои ряды человека, которого могут привлечь идеалы Каббалы. Мои братья никогда не пропустили бы такого человека, как, скажем, Снотти Фассет.

Было решено, что на четвертый день мы не пойдем в туннель, а будем находиться в таких местах, где обязательно будем замечены.

Я сидел в общей комнате, читая журналы, когда вошел Тимоти Клайс. Он взглянул на меня, кивнул и начал не спеша просматривать кипу журналов. Наконец он сказал:

— Эти ископаемые издания, наверное, попали сюда из приемной дантиста. Ребята, никто не видел последнего «Тайма»?

Слова его были обращены ко всем, находившимся в комнате. Никто не ответил. Тогда он обернулся ко мне:

— Джек, я думаю, ты сидишь на нем. Поднимись на минутку.

Я ругнулся, но привстал. Он нагнулся ко мне, чтобы взять журнал, и прошептал: «Доложись Мастеру».

Кое-чему я уже научился, так что продолжал некоторое время читать как ни в чем не бывало. Потом отложил журнал, потянулся, зевнул, поднялся и направился в коридор. Через некоторое время я входил в подземное убежище. Зеб был уже там и кроме него несколько членов группы. Они окружили Питера и Магдалину. В комнате чувствовалось напряжение.

— Вы посылали за мной?

Питер взглянул на меня и кивнул Магдалине. Та сказала:

— Юдифь арестована.

Мои колени ослабли, я с трудом устоял на ногах. Я не очень нежен, но удар по близким и любимым — удар самый жестокий.

— Инквизиция? — с трудом выговорил я.

В глазах Питера я увидел жалость.

— Мы так полагаем. Они забрали ее утром, и с тех пор с ней не удалось связаться.

— Предъявлены обвинения? — спросил Зеб.

— Официально нет.

— Та-ак. Плохо.

— И плохо и хорошо, — не согласился с ним Ван Эйк. — Если это касается того, о чем мы думаем, — Фассета, у них есть все основания полагать, что она виновата не больше вас. И тогда арестовали бы всех четверых. По крайней мере, обычно они делают так.

— Но что дальше? — спросил я.

Ван Эйк не ответил. Магдалина сказала, стараясь меня успокоить:

— Сейчас мы ничего сделать не можем. Нам не пройти всех дверей, которые к ней ведут.

— Но не можем же мы сидеть и ничего не предпринимать?

Питер сказал:

— Спокойно, сынок. Магги единственная из всех нас может проникнуть во внутренние покои дворца. Придется довериться ей.

Я снова к ней повернулся. Она вздохнула и сказала:

— Да, но вряд ли я смогу сделать много.

И она ушла.

Мы ждали. Зеб предложил, чтобы мы с ним вернулись и продолжали «быть на виду», но, к моему облегчению, Ван Эйк запретил.

— Мы не совсем уверены, что гипнотическая защита сестры Юдифи достаточна и она выдержит испытание. К счастью, она может выдать только вас двоих и сестру Магдалину, и потому я хочу, чтобы вы оставались в безопасности, пока Магдалина не выяснит все, что сможет.

Я почти выкрикнул:

— Юдифь нас никогда не выдаст!

Он печально покачал головой:

— Сынок, любой человек может выдать всех на допросе, если он не подвергся предварительно гипнотической защите.

Я не смотрел на Зеба, погруженный в собственные эгоистические мысли. Он удивил меня, заявив гневно:

— Мастер, вы держите нас здесь, как наседка цыплят, а в то же время послали Магги сунуть голову в мышеловку. А что, если Юдифь сломлена? Они же сразу схватят Магдалину!

Ван Эйк кивнул:

— Разумеется. Но это наш единственный шанс. У нас нет другого лазутчика. Но они ее не арестуют — она раньше покончит с собой.

Его заявление меня не потрясло. Я был слишком погружен в мысли о Юдифи. Но Зеб возмутился:

— Скотина! Вы не смели ее посылать!

Ван Эйк ответил мягко:

— Вспомни о дисциплине, сынок. Возьми себя в руки. Мы на войне, и она — солдат.

Он отвернулся.

Итак, мы ждали… и ждали… и ждали. Трудно понять кому-нибудь, кто не жил под тенью инквизиции, каково нам было ждать. Мы не знали деталей, но нам приходилось видеть людей, которые имели несчастье выжить после допроса. Если даже инквизиторы не требовали аутодафе [56] То есть, в переводе с португальского, акта веры; так именовалось оглашение и приведение в исполнение приговоров Святейшей инквизиции — в частности (но не исключительно) сожжение осужденных на костре. , разум жертвы был обычно поврежден или даже полностью разрушен.

Наконец Питер приказал одному из офицеров проэкзаменовать нас в том, что мы заучили вчера. Мы с Зебом тупо делали все, что от нас требовали, но только сверхчеловеческие усилия преподавателя заставляли нас сосредоточиться. Так прошло почти два часа.

Наконец в дверь постучали, и Тайлер впустил Магдалину. Я вскочил и бросился к ней.

— Ну? — требовал я. — Ну?